От Мефистофеля до Воланда

Жаждущие великих масонских тайн, читайте "Годы учения Вильгельма Мейстера" и "Фауста"! Там все стадии посвящения расписаны с чисто немецкой педантичностью и с чисто гетевской гениальностью.

Трудно сочетать порядочность с гениальностью, а гениальность с пунктуальностью. Гете это удалось. Он из тех великих, которые не укладываются ни в какую эпоху. Чисто хронологически это Просвещение, затем романтизм. Гете, конечно, просвещал и просвещался как мог. Дружил с Шиллером. Вдохновлял его театр и вдохновлялся его театром. Но Шиллер был еще молод, а Гете был уже стар. Веймар навсегда запечатлел их в двойной скульптуре, которая давно стала брендом.

В молодости у великого ученика был великий учитель - Иоганн Готфрид Гердер. Именно он открыл Гете, что культура не просто плод разгоряченной фантазии человечества, а такое же всемирное явление, как природа и космос. В книге "Поэзия и правда" Гете продолжил и развил идеи Гердера. Как в природе есть геологические слои, так в культуре есть свои эпохи и направления, своего рода годовые кольца, из которых состоит ствол мирового древа познания. К сожалению, геббельсовская чепуха вокруг масонских идей так все затемнила, что мы не понимаем толком великих масонов Гете, Моцарта, Пушкина - их титаническое стремление построить из всех мировых религий единую общечеловеческую религию Мирового Разума. А без этого непонятно, чему обучался Вильгельм Мейстер в своих странствиях и в башне-обсерватории, устремленной к небу. Непонятно, над чем корпел Фауст в алхимической лаборатории. Почему вдруг его потянуло в Древнюю Грецию, где в элевсинских мистериях он нашел свою небесную подругу Елену Прекрасную.

Вот она, четвертая ипостась Мирового Разума, которую вслед за Гете искали русские символисты от Владимира Соловьева до Белого, Блока, Волошина, Вячеслава Иванова с его знаменитой Башней из слоновой кости - явным слепком Башни посвящения Гете.

Гете - масон, но не из тех, кто все засекречивает. А из тех, кто, наоборот, стремится все рассекретить. Рассекречивание - его любимая тема. В первой части Фауст познает тайны, во второй - стремится всем обо всем рассказать. Это и есть Просвещение. Само слово связано со светом, а свет Гете изучал всю жизнь. Свет - символ Мирового Разума. Гете преломлял его в хрустальных призмах, стремился понять, откуда берется радуга. Он первый заметил, что семь цветов спектра возникают лишь там, где есть глаз - зрение. Цвет - дело субъективное. У дальтоника проблемы с различением красного и зеленого цветов. Марксисты сказали бы, что это уже субъективный идеализм. Так оно и есть. Гете был субъективным идеалистом. Вернее, одним из классиков субъективного идеализма, который в литературе был позднее обозначен термином "романтизм".

У него было две жены: Поэзия и Философия. Он ревновал Поэзию к Философии, а Философию к Поэзии. Когда услышал о смерти Гегеля, то воскликнул: "Какое малодушие - умереть, не дожив до семидесяти!" Сам Гете дожил почти до 83, как Фауст и Жуковский, женившись на молодой. Говорят, что перед смертью, сидя в зашторенной комнате, он воскликнул: "Свету, свету!" И это стало последним символом Гете.

Но он ведь еще был первым министром двора Саксен-Веймарского герцогства. Прогуливаясь по утрам, давал ценные указания: канал почистить, крышу починить, стекло выбитое вставить. Фаусту во время осуществления своего великого строительного проекта понадобилось снести мирное жилище двух старичков, Филемона и Бавкиды, которые упорно не хотели переселяться. Подлый Мефистофель устроил рейдерский поджог, и старички погибли вместе с домом. Для Фауста и для самого Гете это трагедия. Вот какой был правитель в маленьком феодальном германском княжестве.

Из всех революционных бурь и наполеоновских войн Гете вынес главную мудрость: "Лишь тот достоин жизни и свободы, / Кто каждый день за них идет на бой". От боев мы все, конечно, устали, но что-то притягательное тут есть. Рядом с Гете стоял Эккерман "с козлиным пергаментом" и все записывал. Нового Евангелия из этих высказываний не получилось. Однажды Эрдман спросил у Юрия Любимова: "Как вы думаете, какая часть "Фауста" лучше - первая или вторая?" "Конечно, первая", - ответил Любимов. - "Правильно. А почему?" Любимов задумался. А Эрдман продолжил: "Потому что когда Гете писал первую часть, то еще не знал, что гений. А когда писал вторую, то уже знал". Гете еще не знал, что он гений, когда писал "Страдания юного Вертера". И вся Германия рыдала над историей о неразделенной любви. Мужской немецкий вариант "Бедной Лизы" удался на славу.

Борис Пастернак не перевел "Фауста" - он его воссоздал заново, утеплил и одушевил. И получился настоящий Гете. Переделкинский Фауст - Пастернак, Маргарита - Ольга Ивинская. Разве не убедительно? И затем московский Фауст, материализованный Булгаковым. И опять же московская Маргарита, голая на швабре, реющая над Москвой. Чем не вторая часть "Фауста", не говоря уже о бале Воланда? Да и Воланд - явный родственник Мефистофеля. И даже эпиграф к роману из "Фауста" взят: "Я - часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". Многих эти слова смущают. Они и должны смущать, ведь говорит-то их дьявол.

Ну ее, эту диалектику, не различающую добро и зло. Гете всегда различал. И не ошибся ни разу. Когда Наполеон оккупировал город Гете и пришел на свидание к великому старцу, тот обдал холодом былого кумира и умело поставил его на место. Наполеон покорил раздробленную Германию, но не завоевал монолитного Гете. Перефразируя Гете, можно сказать: он был той частью божественной силы, что даже зло умела превращать в добро. Имя этой силы - Гете: ум, умноженный на поэзию. Или поэзия, деленная на ум. Тем, кто не любит литературу "от ума", Гете противопоказан. Но тем, кто купается в море разума, как Андрей Белый и Борис Пастернак, Гете будет нужен всегда.