Серебряная нить воспоминаний

Ирина Белая

8 сентября 1941 года... Более полувека пронеслось с тех пор. Стремительность времени покрыла забвением многие дни. А этот — не в состоянии.

Это было 60 лет назад... А по-прежнему больно.

Шрам на левой руке... Наталья Борисовна Войновская смущенно улыбается: хлеб резала, руки дрожали. Первый хлеб на большой земле... Восьмилетней девчонкой встретила она блокадный сорок первый. То время помнится фрагментами, обрывками военного детства, которое вместило в себя так не по-детски много боли, отчаянья, потрясений и ужасающего чувства голода...

Воспоминания... Что это? Зачем даны они человеку? Нужна ли потомкам душераздирающая хроника страшных событий, летопись беспримерных страданий?

О блокаде рассказано много. Но все не будет сказано никогда. Ведь мертвые не заговорят...

Нам не понять той жестокости, той бесчеловечности, с которой фашизм пытался задушить город в петле блокады. Я часто задавалась вопросом: как же нужно было ненавидеть врага, чтобы выстоять, чтобы выжить? Ненавидеть... А воспоминания поседевших, но не утративших внешней красоты блокадников наполнены любовью и потрясающим чувством благородства. «Посмотрите, какая она красивая...» — Наталья Борисовна показывает фотографию Ады Владимировны Ашик (тоже коренной ленинградки, блокадницы), опубликованную в районной газете...

Любовь, сострадание, верность, долг, порядочность, честь, альтруизм... Эти понятия открываются заново благодаря тем самым воспоминаниям.

Вслушайтесь, прикоснитесь к той боли, которую никогда не испытаете, и к тому благородству, с которым эти люди перенесли выпавшее на их долю...

В блокадных днях мы так и не узнали,
Меж юностью и детством где черта?
Нам в сорок третьем выдали медали
И только в сорок пятом паспорта.

Мировая история помнит три жесточайшие блокады городов. Мы знаем, чем закончилась осада Карфагена и Трои — города были разрушены до основания. Их участь, по всем объективным данным, должен был разделить Ленинград.

Было приказано: «Тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбардировки с воздуха сравнять его с землей». Но город выстоял. Ценой величайших жертв. Ценой мужества и стойкости ленинградцев.

Прошло 60 лет со дня начала блокады. 60 лет — как кончилось веселое беззаботное детство, озорная юность и начались страшные голодные и холодные 900 дней, прожитых под грохот снарядов и артобстрелов. На 79-й день войны — кольцо блокады вокруг города, в котором оставалось два с половиной миллиона жителей, в том числе 400 тысяч детей... И страшный холод зимы 41-го...

И тридцать лет, и сорок лет пройдет,
А нам от той зимы не отогреться.
Нас от нее ничто не оторвет.
Мы с ней всегда — и памятью, и сердцем.

Эти слова поэта Юрия Воронова, четырнадцатилетним мальчишкой встретившего блокаду города, как нельзя более точно говорят о том времени. Судьба распорядилась так, что более 70 бывших ленинградцев живут сейчас в московском районе Орехово-Борисово Северное. «Серебряная нить» — так называется их клуб. Серебряной нитью тянутся воспоминания... О детстве, о юности... Когда-то чуть ли не все газеты мира обошел дневник ленинградской девочки Тани Савичевой. Такой же дневник могли вести и многие из тех, кто живет сейчас в Орехово-Борисово.

«Невыносимый холодный, голодный декабрь 1941 года. Холод под 40 градусов. Подушка примерзает к постели. Нет света, тепла, воды. 125 грамм хлеба — и все. Очень медленно иду на Неву за водою. Налет. Воздушной волной ударило о стену дома — контузия. Заталкивают в бомбоубежище. Опять обстрел. Бомба попадает в здание. Взрослые вытаскивают детей наружу. Я оказалась последней спасшейся», — вспоминает Кира Александровна, тогда ей было 10 лет.

А Антонина Андреевна (ей тогда было 15 лет) вспоминает, как горели Бадаевские склады — закрома города. Сгорели все продовольственные запасы, которые были в городе. Это у всех ленинградцев в памяти осталось — 8 сентября. Этот день и считается датой начала блокады Ленинграда. Перерезаны были все дороги, въехать и выехать из города было нельзя. Постепенно начали уменьшать нормы питания. Вместо крупы давали муку.

«Завариваешь кипятком эту муку — получается пол-литровая банка на 10 дней. Больше ничего не было. Взрослые получали 250 грамм хлеба, дети 125 грамм. А что это был за хлеб — целлюлоза и дровяные опилки, клейкий», — вспоминает Антонина Андреевна.

«От голода отупение какое-то наступило: ничего не страшно, ничего не хочется, есть только хочется, а потом и острое желание есть пропало», — вспоминает Анатолий Павлович. Вез на санках ведро с водой, набранной на Неве. У своего дома взял ведро в руки — и на первой же ступеньке, на которой кем-то пролитая уже вода льдом стала, упал и разлил воду. И заплакал мальчишка горючими слезами, впервые заплакал, потому что снова надо было проделать двухчасовой маршрут на Неву, а сил нет...

А тогда пятилетняя Юля вспоминает, как какая-то женщина отломила кусочек от своего хлеба и дала ее брату: «Бери, мальчик, ты еще маленький, вся жизнь у тебя впереди, тебе еще жить нужно».

Нужно жить! Значит верила эта женщина, что этот кошмар когда-то кончится... В самое трудное время люди верили в победу. Знали, что все пройдет, что вернутся сыновья и мужья с фронта и все опять будет хорошо.

«Пришел семнадцатилетний мой дядька и хотел взять костюм папы, чтобы обменять его на хлеб, а бабушка ему и говорит: ЧНе надо, оставь костюм, вернется Боря с фронта, у него же нет больше гражданского костюма...“»

Вера помогала выжить. Даже в самые тяжелые месяцы работали театры, артисты филармонии выступали в цехах заводов, где люди не только работали, но и жили — сил дойти до дома не было.

Первый военный концерт в большом зале филармонии прошел 14 сентября 1941 (подумайте — на шестой день блокады!).

Клавдия Ивановна Шульженко пела в госпиталях, цехах, воинских частях, под артобстрелом... Однажды перед выступлением на заводе ее предупредили: «Не удивляйтесь, что плохо аплодируют, — сил уже нет, голод».

В это время «Ленинградская правда» сообщает о работе Шостаковича над Седьмой симфонией. Вера Инбер вспоминает: «Меня взволновало, что в эти дни в осажденном городе, под бомбами Шостакович пишет симфонию... Значит искусство не умерло, оно живет, сияет, греет сердце». Город не сдавался. Он жил, он верил, он выстоял. Ведь уже в марте 1942 город начал поход за чистоту — убирали трупы, чистили дворы от снега. А с середины марта появился первый трамвай! Такой волшебной музыкой раздавались его звонки!

И вспоминают, вспоминают...

И пришла победа, город освободили, полностью была снята блокада 27 января 1944 года.

Мой город больше не в бою!
Он горд победой и бессмертьем.
Но боль свою и скорбь свою
Ему не выплакать столетья!

Оригинал статьи находится на сайте журнала "Новый Акрополь": www.newacropolis.ru

Подписаться на журнал "Человек без границ"