Преступник и жертва могут найти общий язык

Александр Трифонов

Россияне не привыкли использовать право в обыденной жизни. К правовым методам защиты мы чаще прибегаем, когда уже, что называется, припекло. И тогда российский гражданин направляется в милицию, а потом и в суд, искать правды и справедливости. Но решаются ли при этом его проблемы?

Судебная система России пережила обширную реформу, но, к сожалению, мы и сегодня не можем сказать, что удовлетворены ее работой. Не избавившись от старых пороков, судебная система становится все более зависимой от государства. Рассказывает кандидат юридических наук юрисконсульт юридической компании "CorpusJuris" Владимир Комиссаренко: "Чаще всего граждане недовольны общей коррумпированностью судов. В спорах граждан или юридических лиц с государством суды, как правило, принимают сторону власти. Суды физически перегружены делами, особенно это касается гражданских дел. Бесконечные очереди, длящиеся годами процессы и низкая квалификация судей, связанная с невысокой официальной зарплатой, стали обычным делом. Прибавьте ко всему низкую техническую оснащенность, когда вы не можете сделать элементарных копий документов в суде (а выносить за пределы суда часть документов запрещено), и хамское отношение к гражданам со стороны работников судебного аппарата. В общем, можно утверждать о неэффективности современной системы судов в России".

Некоторые специалисты говорят о принципиальной невозможности исправления ситуации в рамках существующей судебной системы. То есть, ее надо не реформировать, а менять на что-то другое. Так, часть российских правоведов предлагают обратиться к практике так называемого восстановительного правосудия. По их мысли, с введением в практику институтов ВП изменится сам характер правосудия, особенно уголовного.

Правовые системы мира главным образом сосредоточены на личности правонарушителя. Так сложилось исторически. Правосудие понимается как возмездие государства в отношении нарушителя законов, то есть имеет карательный характер. Конечно, суды рассматривают различные смягчающие обстоятельства дела, но репрессивный вектор: найти – установить вину – посадить – сохраняется. Что происходит в результате? Человека отправляют в тюрьму, где нередко вместо "исправления" он интегрируется в тюремное сообщество. Образуется порочный круг: тюрьма порождает криминал, криминал – тюрьму. Это очень хорошо прослеживается на примере несовершеннолетних правонарушителей. Как доказал еще 10 лет назад отечественный юрист Георгий Забрянский, рост криминализации молодежи продуцируется тюремным опытом. При этом надо учитывать, при сегодняшнем обвинительном характере правосудия, когда за мелкий проступок можно угодить в тюрьму, а процент оправдательных решений остается ничтожным, у правонарушителей появляется больше поводов считать себя жертвой государственной машины.

Как указывают адепты восстановительного правосудия, в сложившейся системе нет места жертве преступления. Получается, что, например, вор, укравший у вас вещь, прежде всего, отчитывается перед властью, а не перед вами – тем, кому он нанес непосредственный ущерб. Вам в лучшем случае выплатят компенсацию или вернут саму вещь, но как измерить степень страха, боли, психологическую травму? Даже незначительное преступление может сильно травмировать человека.

Итак, что предлагается взамен? Новая форма правосудия, где основной упор делается на диалог жертвы и преступника, а также на посредничество третьей стороны, к примеру, местного сообщества. По обоюдному желанию сторон назначается встреча, где при посредничестве члена местного сообщества или представителя полиции начинается выяснение причин, побудивших человека преступить закон, дается слово жертве, которая рассказывает о своих страхах и чаяниях. Большое внимание уделяется осознанию преступником нанесенного им вреда, искреннему раскаянию. Три стороны вырабатывают решение, удовлетворяющее всех участников процесса. Решение оформляется в виде документа, имеющего юридическую силу. Фактически оно приравнивается к решению суда, но человек не попадает за решетку, а жертва имеет куда больше возможностей добиться решения, справедливого с ее точки зрения.

Пожалуй, самый знаменательной момент в истории становления ВП – усвоение им традиций народов, которые еще недавно совершенно необоснованно считали "отсталыми". В Канаде ВП в значительной мере опиралось на судебную традицию североамериканских индейцев. Провинившейся член общины вызывается на "круг" вместе с жертвой, где в процессе обсуждения идет поиск возможностей восстановления справедливости в отношении жертвы, а у преступника пытаются вызвать конструктивное чувство стыда.

В Новой Зеландии примирительное правосудие также вобрало в себя практики из традиционной культуры коренного населения – маори. Маорийцы на протяжении довольно длительного времени предъявляли претензии к англосаксонской правовой системе, господствовавшей на островах, на том основании, что их культура имеет мало общего с европейской правовой традицией. Наконец, несколько десятилетий назад вместе с толерантностью по отношению к национальным меньшинствам вообще пришел интерес к правовой культуре маори. Теперь в новозеландском правосудии распространена форма "примирительных конференций". Если у индейцев важную роль играет община, то у маори ведущая роль отводится роду. На примирительную конференцию собираются потерпевший, преступник со своими родственниками и представитель полиции. Путем переговоров стороны выясняют причины преступления, возможные пути урегулирования конфликта. Затем родня преступника удаляется, и вырабатывает окончательный вариант восстановления справедливости.

Опыт действия ВП особенно продуктивен в отношении несовершеннолетних. Внедрение подобной системы в делах о подростковой преступности помогло Новой Зеландии около десяти лет назад избавиться от феномена молодежных преступных группировок.

Подобная система правосудия куда ближе к представлениям общества о справедливости и может вбирать в себя не обозначенные в законах социальные практики. ВП в среднем эффективней современной системы правосудия. По данным зарубежных исследователей, более половины всех жертв и преступников соглашаются на процедуру примирения, а 80-90% решений, принятых в системе ВП, выполняются.

Говоря о перспективах развития ВП в нашем государстве, нельзя не упомянуть о его хорошем наложении на исконные традиции народов России, когда решить конфликтное дело старались "всем миром" (с помощью всех взрослых членов общины). А "конструктивный стыд" в канадской системе ВП живо напоминает о нашем исконном понятии стыда как морально-нравственной категории, понятии, активно вымывающимся из современной российской жизни. Возможно, с помощью восстановительного правосудия снимется часть острых противоречий между исламской правовой культурой и законодательством РФ.

Конечно, нельзя полностью переориентировать судебную систему в сторону ВП, но часть этих практик можно было бы адаптировать и у нас. Ведь, как признают юристы, карательные меры в системе российского правосудия имеют тенденцию к усилению, а число преступлений не только не снижается, но растет. И чем сильнее будет репрессивный прессинг машины правосудия в отношении собственного населения, тем больше это самое население озвереет в ответ.

Подписаться на журнал "Человек без границ"