Смоленск - город Феникс

Наталья Алякринская

К городам, как и к людям, нужен особый подход. Они не даются просто так. Можно побывать у них в гостях, но ничего не увидеть и не услышать. А можно попробовать их... завоевать. «Разговорить» их улицы и переулки, выучить их ночное небо и звезды, вобрать глазами старину храмов и полуразрушенных стен. И тогда однажды в обломке кирпича из старинной крепости вдруг увидится бездна времен, а луч солнца, прокравшийся через окошко церкви, расскажет о том, что и словами-то описать непросто.

В Смоленск хорошо приезжать ранним утром, когда, стоя на железнодорожном мосту, можно услышать соловья и увидеть парящий над городом Успенский собор. В этот час, когда по крутым смоленским улицам еще не начали карабкаться первые трамваи, в городе тихо той тишиной, которую слышали древние смоляне. С приходом дня мираж пропадает. Город, словно испытывая приезжего на верность цели, пробует его разочаровать и показывает свое современное лицо. Глаз невольно ловит названия вывесок: АО «Юнона», развлекательный центр «Колизей», кафе «У Веры». Стены древнего смоленского кремля сотрясают мелодии и ритмы современной эстрады, доносящиеся из парка культуры и отдыха. А на полуразрушенной крепостной стене, у пруда, висит объявление: «Ловля рыбы без билета запрещена. Штраф 200 р.».

Но путешественник тем и хорош, что подобен скульптору: в поисках главного он отсекает все лишнее. И тогда остается История. А вернее, История с Географией. Потому что именно благодаря последней Смоленск принял на себя столько ударов, сколько не выпадало на долю иного государства. Расположенный между Западной Двиной и Днепром, на знаменитом торговом пути «из варяг в греки», город был стратегически неизбежен для всех, кто пытался овладеть Москвой. Каждый, кто шел на столицу, сначала имел дело со Смоленском. И как правило, о него «спотыкался». Кое-кто, например, варяги Аскольд и Дир, спускавшиеся в середине IХ века по Днепру во время похода на Царьград, даже не посмел приблизиться к Смоленску.

Этот город-щит был обречен на героизм. И он творил его век за веком силами своих людей, и люди становились легендами. Одно из самых красивых местных преданий рассказывает о смоленском юноше по имени Меркурий, родом римлянине. Чтобы спасти город от разорения Батыем, он один вышел против татарского войска и обратил его в бегство. И тогда Меркурию явился образ воина. Поняв, что он исполнил свое предназначение, Меркурий отдал воину оружие, преклонил голову и был обезглавлен. Взял юноша свою голову в одну руку, в другую поводья коня и вернулся в Смоленск. Дивились люди, а одна из горожанок, шедшая по воду, стала над Меркурием потешаться. Лег юноша на землю и отдал богу душу. Конь же его стал невидим.

С тех пор Меркурий Смоленский стал символом судьбы города, много раз жертвовавшего собой ради спасения Руси. А сандалии Меркурия хранятся как реликвия в Успенском соборе, возвышающемся на Соборной горе. Зная, в честь чего построен этот храм, взбираешься на гору с особым чувством. Здесь в 1611 году, в древнем Успенском соборе, взорвали себя последние защитники Смоленска, чтобы не доставаться полякам. Кто не попал в собор, жгли собственные дома. Враги, ворвавшиеся в город, нашли там только развалины и пепел. Смоляне во главе с воеводой Михаилом Шеиным продержались в осажденном городе почти два года! Их испытывали раскаленными ядрами и ночными приступами, подкопами и подрывами складов с оружием, обещаниями подарков и заговорами. Смоляне отвечали зарядами, начиненными селитрой, порохом, серой и водкой, и умирали от цинги и голода. Зимой 1609-10 годов ежедневно хоронили по 40 человек, весной 1610 года – уже до 150. К лету оставшиеся в живых горожане съели всю траву...

«Всем помереть, а литовскому королю и его панам отнюдь не поклониться», – так горожане ответили на предложение сдаться. И они сдержали слово. История сохранила имя предателя, сдавшего город врагу (это был боярский сын Андрей Дедевщин), но почти не сохранила имен героев. Сенька-кузнец, Кондрашка-сапожник, Олфимка-мясник, партизан Треска, собравший партизанский отряд из трех тысяч крестьян, – вот имена тех, кто отвлекал на себя силы одной из самых крупных армий в Европе – польского короля Сигизмунда III – и тем самым облегчал судьбу Москвы.

В беде люди и город-крепость помогали друг другу и становились одним существом. Крепостные стены давали их защитникам силу и уверенность, а люди передавали каменным стенам такую могучую силу своего духа, что враг испытывал ужас от самого вида смоленской крепостной стены. Так герои творили бессмертие своего города, а город творил своих героев... Увы, понятие «город-герой» в наше время успело превратиться в штамп. Но в Смоленске оно вдруг снова становится удивительно осязаемым, одушевленным. А шесть с половиной километров крепостной стены, охватывающие город, будто кольцом верности, создают ощущение прочной связи прошлого с настоящим.

Эту связь времен ощущали и солдаты Барклая де Толли, подходя к Смоленску в августе 1812 года: «Мы видим бороды наших отцов! – кричали они. – Пора драться!» Тем временем Наполеон потирал руки: «Отдавая мне Смоленск, один из своих священных городов, русские генералы обесчестят свое оружие в глазах своих солдат», – говорил он. Отстоять Смоленск для русских действительно было делом чести. Но город был неподготовлен к обороне: несмотря на крепостную стену, он оказался уязвим для артиллерийского огня и пожаров, поскольку внутри был почти сплошь деревянным. Но жители не впадали в панику. Они укрепляли стены крепости, кормили солдат и сами шли в ополчение: вместе с 15-тысячной дивизией Николая Раевского в обороне Смоленска приняли участие 6 тысяч горожан. Позже к ним присоединились корпус Дмитрия Дохтурова и дивизия Петра Коновницына.

Весь август 1812 года под Смоленском был кровавым. Но настоящий ад начался 17 августа. Такого огня стены города еще не знали: Наполеон палил по ним из 300 орудий. Горело все, что могло гореть. Но солдатам некогда было это осознавать. Сохранившиеся исторические записи свидетельствуют: они бросались в бой без всякой команды, и генералы, по их признаниям, были «не в силах удержать порыва». «Я видел ужаснейшую картину – я был свидетелем гибели Смоленска, – писал поэт Федор Глинка, участвовавший в обороне города. – Погубление Лиссабона не могло быть ужаснее. 4 числа неприятель устремился к Смоленску и был встречен, под стенами его, горстью неустрашимых Россиян. 5 числа, с ранней зари до позднего вечера, 12 часов продолжалось сражение перед стенами, на стенах и за стенами Смоленска. Русские не уступали ни на шаг места; дрались как львы. Французы, или, лучше сказать, поляки, в бешеном исступлении лезли на стены, ломились в ворота, бросались на валы и в бесчисленных рядах теснились около города по ту сторону Днепра».

Барклай де Толли принял решение оставить Смоленск. Этот шаг стоил ему дорого. В спину неслось: «изменщик», «Болтай-да-и-только». Но полководец был уверен в том, что делает правильный шаг. И время доказало: отступление вглубь России было спасительным для русской армии. Поражение под Смоленском обернулось будущей победой. А враг тем временем вошел не в Смоленск, а в то, что было Смоленском. Переступив порог крепости, французы нашли в городе «только болотную воду, голод и бивуак на пепле». «В их (русских. – Авт.) поражении было почти столько же славы, сколько в нашей победе», – признал один из французских военачальников. Увидев мужественную смерть одного из русских генералов, Антона Антоновича Скалона, который, защищая подступы к Смоленску, пошел впереди своего полка и был сражен картечью, Наполеон велел отыскать его тело, привезти в Смоленск и похоронить у подножия Королевского бастиона. Когда тело русского генерала опускали в могилу, Наполеон снял шляпу: «Если бы все мои генералы были такими, – сказал он, – я завоевал бы весь мир».

...В нынешнем Смоленске есть несколько памятников героям Отечественной войны 1812 года. Но один из них не отмечен ни в каком путеводителе. Это французское пушечное ядро, застрявшее в стене Спасо-Преображенского собора Авраамиевского монастыря. Правда, ядра могло бы и не быть, если бы не смолянин Георгий Федорович Николаев. Однажды он увидел, как неподалеку от собора два мальчика играли в мяч. Судя по усилиям, с которым мальчики его толкали, мяч был увесистым. Георгий Федорович присмотрелся: да это же то самое французское ядро – с одной стороны ржавое, с другой испачканное известью! Оказалось, что во время реставрации церкви рабочие его просто выбросили. Теперь ядро снова на месте, а Георгий Федорович продолжает наводить порядок в родном Смоленске. По мере сил, конечно. Себя он скромно называет «пропагандистом».

– Я, как луна, свечу отраженным светом, – говорит он. И целыми днями безвозмездно водит по любимому городу экскурсантов, хотя уже давно вышел на пенсию. Георгий Федорович – один из новых героев Смоленска. Только никто об этом не знает, включая его самого. Бывший ответственный секретарь смоленского Общества охраны памятников не видит за собой никаких особенных подвигов. «Просто спасал Дом губернатора», «просто писал техническую документацию, бегал по начальству, выпрашивал деньги на реставрацию». Все просто. Сейчас он пытается отвоевать памятник Софийскому полку у стадиона «Спартак», который построили вплотную к Королевскому бастиону. А еще его беспокоит состояние крепостной стены, которая нуждается в крыше: вода, проникающая в щели, постепенно разрушает «ожерелье Московской Руси» (так называл смоленскую крепость Борис Годунов).

«Патриотизм – чувство самое стыдливое и деликатное», – писал Василий Сухомлинский. Именно поэтому настоящий патриот никогда не будет кричать об этом чувстве, а истинный герой промолчит о своем героизме. Герои, защищавшие Смоленск на протяжении многих веков, наверное, посмеялись бы над статистическим исследованием, которое провела одна из современных газет. Решив сравнить степень «героизма» Московской и Смоленской областей, она выяснила, что в Московской области на 100 тысяч жителей приходится 11 героев, в Смоленской же области – целых 22. Одних только героев Великой Отечественной войны в Смоленске 262, и каждый год краеведы выявляют новых.

Но главное все же не в цифрах. А в той сверхъестественной силе духа Смоленска, которая не давала ему сломаться. «МЫ ПОГИБЛИ БЫ, ЕСЛИ БЫ НЕ ПОГИБАЛИ». Под этими словами великого греческого полководца Фемистокла, жившего в V в. до н.э., подписались бы все защитники Смоленска – города, число рождений которого равно числу его смертей. А чтобы люди это помнили, на гербе Смоленска изображена птица Феникс, готовая сгорать без остатка во имя главного и снова возрождаться из пепла.

Оригинал статьи находится на сайте журнала "Новый Акрополь": www.newacropolis.ru

Подписаться на журнал "Человек без границ"