Личность и индивидуальность

Хорхе Анхель Ливрага, основатель философской школы "Новый Акрополь"

Делия С. Гусман (ДСГ)*: Время от времени вместо наших обычных публичных лекций мы проводим встречи, на которых собираем вопросы наших слушателей, друзей и учеников. Я беру на себя роль задающего вопросы, а профессор Ливрага отвечает на них. Так и будет проходить наша сегодняшняя встреча, а вопросы и ответы будут связаны с одной очень актуальной сейчас темой – культом личности.

Профессор, первое, что само собой напрашивается в разговоре о культе личности, – это вопрос, что такое личность. Не могли бы Вы объяснить нам, что понимают под личностью различные психологические школы, связывающие это понятие с характером, темпераментом и пр. Как определяется личность в психологии?

Хорхе А. Ливрага (ХАЛ): Одна из проблем нашей цивилизации состоит в том, что разные аспекты культуры находятся в разных фазах эволюции. Так, например, если механика и химия существуют уже тысячи лет, то психологии как таковой не больше нескольких столетий. Речь идет о молодой, развивающейся науке. В ней существует много школ и авторов, которые, в общем-то, опровергают друг друга. Научная психология разрабатывает гипотезы, цель которых – объяснить поведение человека. Поскольку это молодая наука, родившаяся в XIX веке, психология испытала влияние материализма и механицизма и поэтому в своих исследованиях отталкивается от физического тела. Сегодня мы, несмотря на все наши знания, интуицию и убеждения, обычно говорим: «У меня есть душа» и никогда не говорим: «У моей души есть тело», хотя считаем, что душа бессмертна. Это происходит потому, что мы отождествляем себя с физическим телом, и по той же причине все теории отталкиваются от физического тела и его связей и производных.

ДСГ: Из этого можно сделать вывод, что личность, будучи явлением психического плана, все же опирается на материю, на тело и биологические процессы. Вы бы это так объяснили?

ХАЛ: Нет, не так. Современная психология считает, что все психологические феномены, и даже ментальные и духовные, основываются исключительно на физическом аспекте, то есть на термохимических и электромагнитных реакциях, которые трансформируются в переживания, образы и различные состояния, которые поддаются объективному наблюдению.

В этом же заключается ошибка всех расистских доктрин, которые процветали и в нашем веке, и в прошлом, доктрин, которые оказались несостоятельными, хотя с точки зрения науки имели свою логику. Применяя расовый подход, например, к лошадям, мы, чтобы получить отличную скаковую породу, отбираем лошадей с самыми лучшими физическими характеристиками, а также темпераментом и характером, с рефлексами подходящего типа.

Если мы применим этот же подход, основанный на генетике и физических элементах, к человеку, результаты, вне всякого сомнения, будут не такими, как ожидается. В человеке кроме физической части существует и нечто другое, более высокое. И сын рыбака не обязательно родится рыбаком, он может стать и музыкантом, сын музыканта может стать рыбаком, сын военного – священником и т.п. Иначе говоря, то, кем мы становимся, определяет не физическая часть, а нечто другое.

ДСГ: Сейчас, когда Вы уже рассказали нам немного о психологических теориях, не могли бы Вы дать философское определение личности?

ХАЛ: С точки зрения философии и согласно древним традициям, личность – это не высшая часть человека, а, наоборот, низшая. Говоря иначе, личность является не наивысшим производным физической части, но самой физической частью. Слово «личность» происходит от «личина», что значит «маска». В древнем античном театре актеры (актерами были только мужчины, женщины в этом не участвовали), исполняя роли женщин или богов, надевали маски, отверстие для рта которых изменяло голос или делало его более высоким в том случае, когда исполнялись женские роли.

Оттуда философия берет свой образ личности. Иначе говоря, для традиционной философии личность – это внешняя часть человека, подобная резонансному ящику – деревянной части скрипки или пианино, включающая в себя биологическую, психологическую и даже ментальную часть. При этом речь идет о конкретном ментале, земном аспекте ментала, который представляет собой оболочку, отпечаток, оставленный в мире тем, что имеет более высокую природу, – индивидом.

Индивид, как говорит само слово, означает «то, что неделимо», то, что является духовным «а томом» – настоящим атомом; не тем атомом, который недавно разделили на части, а греческим «а-томом» – «тем, что не имеет частей», где «а-» является приставкой, а «tomos» означает «часть».

Следовательно, индивид – это то, что не имеет частей, что невозможно разделить, то, что не умирает и является бессмертным, что выше всего земного и что отражается в личности – маске, которая достается каждому из нас, чтобы мы могли действовать в этом мире.

ДСГ: Если под личностью Вы понимаете маску – или зеркало, поскольку только что сказали, что эта маска отражает природу внутреннего человека, – то как Вы объясняете ту роль, которую она играет? Почему зеркало личности не всегда отражает внутреннего человека, а прежде всего, как мы все можем сейчас наблюдать, сам мир? Как Вы считаете, что должна отражать маска на самом деле?

ХАЛ: Все мы когда-то наблюдали за отражением Луны в водах озера, особенно когда были детьми. Оно казалось подвижным – то исчезало, то появлялось снова и дробилось на части, чтобы потом снова стать единым образом Луны. Иногда мы зажигали спичку, чтобы посмотреть на ее отражение в воде, и нам могло показаться, что там отражаются несколько спичек, которые потом соединялись в одну или вообще исчезали.

На одной из наших лекций я говорил о том, какой силой обладает пропаганда, газеты, внушение и т.д. Реклама заставляет нас покупать определенные продукты, одеваться определенным образом, вести определенный образ жизни. Это внешнее давление обуславливает и роботизирует наше поведение, так что мы все становимся похожими друг на друга, поскольку на нас воздействуют одни и те же стимулы.

Конечно, профессор Гусман, было бы лучше, если бы личность отражала только индивидуальность, но индивидуальность не эгоистичную, а способную трудиться вместе с другими, индивида, который был бы настоящим индивидом, а не пребывал бы в постоянном движении, как вода, и не реагировал бы на все внешние стимулы.

Очевидно, что совокупность личностей, составляющая народ, – легкая добыча для тиранов, ибо любая идея, любой образ, любой слоган свободно проникает в нее, и все начинают повторять одно и то же.

Поэтому мы должны видеть гораздо глубже, пытаясь уловить то несомненно подлинное, что есть в каждом из нас. То, что не улавливается простым зрением или слухом, но входит в нас через более тонкие каналы, которые некоторые называют каналами души.

ДСГ: Считаете ли Вы личность чем-то врожденным? Иначе говоря, эта маска, эта способность отражать рождается вместе с человеком или является результатом воздействия окружения, воспитания и т.д.?

ХАЛ: Как и во всех других случаях, с точки зрения философии мы не можем говорить об абсолютных ценностях, а можем только об относительных. Все мы рождаемся с разными личностями; это обусловлено не только нашими духовными качествами, но и психофизическими свойствами, которых я не отрицаю. Просто я не считаю их единственными и определяющими. Я не отрицаю также этнических и расовых факторов, которые могут влиять на человека.

Китаец думает не совсем так, как швейцарец или африканец. Но это не все. В человеке есть духовная, внутренняя часть, возвышающая его над психологическими факторами.

Итак, человек рождается с личностью, которая должна связывать его внутреннюю сущность и окружающий мир. Потом появляются факторы воспитания и образования, экономический, общественный и другие. Все это влияет на личность и обусловливает ее.

Даже если бы у всех людей было одно и то же воспитание, разве мы оставались бы одинаковыми в течение всей жизни? Мы отличаемся друг от друга. В одной и той же семье рождаются несколько детей, им дают приблизительно одно и то же воспитание, они растут в одних и тех же экономических условиях, у них много одинаковых вещей, но, когда им исполняется 20, 30 или 40 лет, они уже совершенно разные. Иногда наши братья абсолютно не похожи на нас и вообще ни на кого.

Иначе говоря, мы не можем, я настаиваю на этом, оперировать абсолютными ценностями. Очевидно, что воспитание играет важную роль, точно так же как семейное окружение, в котором мы растем, экономические условия, которые могут быть благоприятными или неблагоприятными, психологическая среда, в которой мы вращаемся. Но все это не может сформировать личность полностью, ибо существует еще духовный, индивидуальный элемент, стоящий выше всего этого.

Теории, которые были популярны в XVIII – начале XIX века и согласно которым совершенно новое воспитание может создать и совершенно нового человека, не соответствуют действительности. Воспитание может помочь, может многое облегчить, но не оно создает человека.

Некоторые правители, например, пытались открывать школы поэтов. В юности я наблюдал одну из таких школ. Это было очень мило и изящно; туда записывались все желающие научиться сочинять стихи, а на занятиях их спрашивали: «Роза рифмуется с … ?» Понятно, что тот, кто по натуре поэт, ответит «береза», а другой может сказать и «заноза». Будущие «поэты» должны были заучивать и читать стихи, им давали примеры. Но тот, кто не нес внутри себя поэзию, тот и дальше продолжал рифмовать «стену» с «облаком» – поскольку у него просто не было поэтического чувства, ему было все равно. Я хочу этим сказать, что, хотя все мы все получили одинаковое образование, только те, кто потенциально были поэтами, смогли потом ими стать; и хотя всем нам давали одни и те же уроки музыки, только те, кто потенциально были музыкантами, смогли научиться играть на каком-то инструменте. Профессору Гусман я недавно рассказывал, что мои бедные родители целый год пытались научить меня играть на скрипке. Все, чему я за это время научился, это правильно держать ее. Но извлекать звуки… Силы небесные! Для меня это было мучение! А когда я должен был играть на пианино, то, чтобы найти «до» первой октавы, смотрел на закрепленную на внутренней стороне крышки схему и только так мог ориентироваться на клавиатуре. И хотя я получил музыкальное образование – я люблю музыку и в моем кабинете всегда звучат произведения Вагнера, Бетховена, Баха, – на самом деле в этой области я полный нуль. Но если мне дать кисть и краски, я смогу сделать вполне приличные наброски, хотя меня никогда не обучали рисованию. Очевидно, есть то, что нам дают, но есть также и то, что мы несем внутри себя. Мы не должны забывать этого, особенно в наше время роботизации и механизации.

ДСГ: Нам стоит вернуться непосредственно к нашей теме и задать вопрос, который напрашивается сам собой: что такое культ личности? Сегодня все говорят об этом, все обращаются к этой проблеме, как будто она нам всем хорошо понятна. Но я, задавая этот вопрос, первая могу сказать, что не разбираюсь в этом. Итак, что такое культ личности?

ХАЛ: Думаю, что мы все не разбираемся в этом вопросе, поскольку, как правило, создаем культ собственной личности, а из личностей других людей культа не делаем.

Истинная опасность заключается не в культе великих личностей, тех, кто двигал историю; опасно делать культ из своей собственной личности. К примеру, говорить: «Я не гожусь для этого, но это не важно, ведь есть другое, для чего гожусь», – значит постоянно оправдывать себя и не пытаться подняться выше той плоскости, на которой мы находимся. Можно, конечно, говорить: «Я не понимаю ничего из того, что мне говорит этот человек, но зато я хорошо к нему отношусь» или: «Я не могу сделать этого, но зато могу дотянуться рукой до потолка». Или тот, кто носит очки, может сказать: «Они придают мне вид интеллектуала», хотя в действительности они придают ему близорукий вид, и ничего больше. Да, вот это и называется культом собственной личности. И это опасно.

Итак, опасность не в том, чтобы исповедовать культ великих исторических личностей, поскольку, если бы его не было (мы понимаем здесь под личностью ту часть человека, которая открыта другим, с которой можно контактировать), спартанцы не пошли бы за Леонидом и не было бы битвы у Фермопил; не было бы Римской империи, которая шла за своими лидерами – Октавием, Юлием Цезарем; не было бы христианских мучеников, которые стремились быть подобными тем, кто стоял у истоков этой религии.

Культ великих людей необходим, злом является культ собственной личности, ибо за ним стоит эгоизм и мелочность. Сегодня мы подменили гордыней те древние ценности, те древние, столь дорогие, столь глубокие чувства, благодаря которым рыцарь с честью совершал действия, возвышавшие его.

Я говорю о древних странствующих рыцарях, имевших свою Дульсинею, которую они, быть может, никогда не видели, но любовь к которой вдохновляла их и в странствиях давала силу. Я говорю о воинах, которые умирали с именем короля на устах. Сегодня этого нет. В наших домах почти не осталось того, что принадлежало нашим дедам, нашим родителям. Мы уже почти не гордимся героями, жившими до нас, и не повторяем слов, сказанных нам мудрецами, прекрасных слов, подобных тем, что написаны здесь, на стене: «Познай самого себя». Это те самые слова, которые прочитал Сократ на фронтоне храма 25 веков тому назад, но сегодня они не в чести.

Мы должны попытаться преодолеть нашу личность, пойти за великими людьми, оставившими в этом мире свои следы, за теми, кто по-настоящему изменял историю человечества – в поэзии, музыке, скульптуре, политике и т.д. Должны пойти за теми, кто, в каком-то смысле, оставил нам мир, в котором мы живем, со всеми его ошибками, но также и со всеми его победами, со всей его красотой.

ДСГ: Как Вы сами сказали, очень важно поддерживать культ великих людей, беря их за образец и пример, которому надо следовать. Как Вы объясняете существующую сегодня в мире тенденцию к «развенчанию» великих людей истории? Принизив их значимость, как Вы только что сказали, мы останемся ни с чем, ибо, чтобы восхищаться ими, мы должны узнать их и то, что они сделали. Сегодня все происходит наоборот. Как Вы объясняете эту разрушительную тенденцию?

ХАЛ: Мы живем в ситуации растущего эгоизма; общество все больше и больше дробится, и сегодня потеряла значение даже его основная ячейка – семья. Сегодня не принимается даже идея родины – считается, что это просто место, где мы родились. Семья рассматривается как объединение отца, матери и детей, которые, вырастая, уходят.

Мы свидетели процесса измельчания и разрушения всех и вся. И в этом процессе мы не способны (и к тому же не хотим) принять великих людей. Почему? Из боязни сравнить себя с ними. Я философ, но в тот день, когда я смогу сказать только три эти слова: «Познай самого себя», я буду намного лучше, чем сейчас. Наша собственная незначительность – это то, что заставляет нас пинать великих людей, принижать их. Мы поступаем так из-за своей собственной малости, мы не можем смириться с тем, что не способны на то, что делали они. И в итоге появляются образцы, гораздо менее достойные подражания, чем те, в кого нам хотелось бы верить и кому хотелось бы следовать.

ДСГ: Страх сравнения, о котором Вы говорили, наверное, мешает нам развивать свою личность, поскольку есть одна вещь, о которой спрашивают все: «Что нужно делать, чтобы развить личность, чтобы стать сильнее?» Скажите, страх – единственное препятствие, или есть и другие? Могли бы Вы посоветовать какой-то хороший путь развития личности, например, ваш акропольский путь?

ХАЛ: Да, страх – это одна из причин, сегодня мы все понемногу боимся всего. Я не смог освободиться от своего юношеского романтизма, и несмотря на свой возраст, и сегодня продолжаю мечтать о Дон Кихоте, продолжаю вдохновляться древними стихами и древними героями.

Я считаю, что мы должны преодолеть страх. Страх исходит из материализма. Мы думаем, что физическая часть – это единственное, что у нас есть, и поэтому очень к ней привязаны. Из страха потерять эту физическую часть (когда я говорю «физическую», то имею в виду не только тело, но и одежду, деньги, общественный и экономический статус и т.д.) мы всегда отступаем. Сегодня во главе угла стоит политика, и если ООН, например, энергично осуждает страну, которая нападает на другое государство, а потом сама вводит туда несколько сотен тысяч солдат, разве это энергичное осуждение чего-то стоит? Если мы боимся, если мы охвачены страхом, если цепляемся за нашу физическую часть, то никогда не сможем преодолеть это состояние. Чтобы выйти из него, мы должны подняться до метафизического уровня сознания – уровня, на котором наше физическое тело, наша одежда, наши деньги, наши мнения и убеждения не имеют никакого значения.

Мы должны стать теми, кем являемся на самом деле, – людьми, составляющими часть природы. Разве вода в горной реке боится, падая на камни, хотя знает, что умрет, достигнув моря? Но благодаря этой самоубийственной гонке мы можем любоваться водопадами, озерами, прекрасными полями. Разве листок, прорастая весной из почки, боится осени, которая окрасит его в золотистый цвет, заставит упасть с дерева и превратит в пыль? Нет, природа не знает страха.

Природа продолжает следовать по своему пути, так как знает, что ничто не заканчивается, все начнется вновь. Знает, что упавшая с вершин вода вновь поднимется вверх облаками пара, что лист, рассыпавшийся в пыль, удобрит землю, и на ней вырастут новые деревья. Мы просто забыли смысл жизни, забыли главное – кто мы, откуда пришли и куда идем…

Только приобретя это метафизическое ощущение смысла, это поистине человеческое чувство, мы победим страх и сможем говорить о наших грезах, наших мечтах, о том, каким нам хотелось бы видеть мир.

ДСГ: Можете ли Вы дать нам какой-то практический совет, который бы помог развивать нашу личность – или маску, зеркало, щит, как бы мы ее ни называли, – в соответствии с потребностями нашей души?

ХАЛ: Дать одну практическую рекомендацию, которая была бы полезна всем, очень трудно; но я попытаюсь дать один для всех совет. Было бы хорошо, немного поразмышляв, осознать, что я – это не моя рука: хотя я очень люблю ее и привязан к ней, но даже если я ее потеряю, то смогу жить дальше. В конце концов, тот, кто написал «Дон Кихота», был калекой. Надо научиться отделять себя от всего маленького и незначительного, научиться видеть истинную цену всего. Нет необходимости в псевдовосточной манере бубнить про себя: «Холод мне не мешает, жара не изнуряет, вода не мочит…», чтобы потом, сев на муравейник, не удержаться от крика. Я имею в виду не это, это абсурдный фарс. Я говорю о вполне реальном – о возможности осознать, что все проходит, что одежда изнашивается, что все материальное появляется и исчезает. Что природа, как говорил Марк Аврелий, все дает нам в долг и что потом это уходит из нашей жизни. О возможности понять, что дети однажды вырастут и станут взрослыми и тогда уже не будут жить со своими родителями. Понять, что наши дедушки и бабушки уже стары и должны умереть. Понять, что все проходит; но сделать это по-настоящему, естественно и попытаться чуть крепче зацепиться за внутреннюю, непреходящую часть нас самих.

Если мы посмотрим вглубь нашего существа, за его внешние границы, то увидим, что там есть нечто, напоминающее молчаливого, но активного наблюдателя, нечто, напоминающее искру огня. Мы встретимся с тем, кого никто не может сбить с пути, с тем, кто не зависит от внешних вещей. Нам снова надо возродиться изнутри и встретиться с теми, у кого больше внутреннего огня. Речь идет о попытке выйти из того глупого сумасшествия, в которое мы погружены, чтобы достичь сумасшествия божественного. Например, Вагнер имел возможность творить благодаря одному сумасшедшему королю, который жил в Баварии; да, он был сумасшедшим, но в своем стремлении вверх. Наша проблема в том, что наше сумасшествие направлено вниз. Мы должны попытаться приобрести метафизическое ощущение жизни и признаться в том, что у нас есть стремления, есть мечты, есть сумасшествия; мы должны снять маску стыда, которой так часто пользуемся и которая нас разрушает.

На кафедрах риторики, которая преподается во всех странах, где есть «Новый Акрополь», а таких стран сейчас 28**, я часто наблюдаю такую ситуацию: новички – 20–30 человек – все ходят как немые (хотя, конечно, есть прирожденные ораторы) и жалуются преподавателю (часто им оказываюсь я), что не могут говорить. Тогда я спрашиваю: «Что значит не можешь говорить?» – «Не могу говорить, потому что…» – и так человек начинает говорить. Иными словами, надо дать людям возможность стать теми, кто они есть, и вдохновиться теми, кто в жизни совершил великие подвиги, а не незначительные вещи. Нынешний мир должен измениться, и я имею в виду не косметический ремонт, а полное изменение, настоящую революцию, которая преобразила бы его в корне.

Мы должны изменить мир. Здесь, в «Акрополе», мы начинаем менять самих себя, трансформировать себя по мере своих сил и возможностей. И если мы, меняя себя, трансформируемся, то, следовательно, мы будем менять и общество, которое нас окружает, мир, с которым соприкасаемся.

Но у нас должны быть силы поднять флаг истины, добра и справедливости. Мы должны верить в сказки намного более симпатичные и приятные, чем те, в которых говорится: «Хотя цена на газ растет, цены на все остальное повышаться не будут». Лично я предпочитаю сказки моего детства, в которых Цари-Волхвы попадают в комнату через дымоход, чтобы оставить подарки. В конце концов, эти сказки лучше сказок об инфляции. Так что не думайте, что современный мир привел нас к истине. Нет, он привел нас лишь к фальши, к недоверию и страху. Мы утратили наши мечты, утратили самое священное, что у нас было, – веру в самих себя, веру в Бога, веру в старших, веру в наши флаги и символы. Мы должны снова найти все это, должны снова собраться у огня и петь древние и новые песни – все вместе, соединив свои руки, несмотря на то что думаем по-разному. Одного человека с другим связывает не равенство, а взаимодополняемость. Поэтому браки заключаются между мужчиной и женщиной, а не между людьми одного пола. Нам нужна не одна на всех идея, а один идеал – идеал согласия, идеал братства.

ДСГ: Несколько дней назад Вы написали статью под названием «Синдром 2000 года». Думаю, все мы в той или иной мере испытываем беспокойство и задаемся вопросом, что произойдет в будущем, не в каком-то далеком будущем, а в ближайшие годы. Сейчас все говорят о восьмидесятых и о парадах планет, которые произойдут в следующем тысячелетии. Как Вы думаете, может ли сильная и внутренне здоровая личность сыграть важную роль при встрече с неизвестностью будущего?

ХАЛ: Прежде всего хочу сказать, что все, что касается следующего тысячелетия, очень относительно. Когда заканчивалось первое тысячелетие (а вы все изучали историю и знаете это), люди молились на улицах, отдавали все, что у них было, так как думали, что конец первого тысячелетия станет и концом самого мира. Древний собор в Риме (я говорю не о ренессансном, который существует сейчас, а о том, что стоял до него) был переполнен людьми, которые молились, обнимали и целовали друг друга; продавцы вина уже не продавали его, а просто дарили; продавцы хлеба раздавали хлеб. Все были преисполнены священного трепета, все стояли на коленях, и, когда пробило двенадцать часов, наступила полная тишина. Сам Папа не смог ничего сказать, люди смотрели только друг на друга. И ничего не произошло! И тогда во всем Риме зазвенели колокола, и все начали танцевать на улицах…

Господа, даже не учитывая того факта, что наша хронология достаточно относительна, уверяю вас: ничего не произойдет ни в 2000, ни в 3000, ни в 4000 году. Будет то, что есть всегда, – проблемы. Мы входим в достаточно трудный астрологический период, и наши проблемы не решаются потому, что многие проведенные нами эксперименты не удались.

Сегодня наступило время жатвы, и мы соберем то, что посеяли.

Хотя материализм сеяли и исключительно интеллектуальных представлений придерживались во времена Дидро, тогда такой подход не давал о себе знать – зато он дает о себе знать сегодня. Хотя мы отказались от некоторых здоровых обычаев и традиций, регулировавших демографический рост какое-то количество лет тому назад, тогда это не имело большого значения – зато имеет сегодня. Сегодня приобретает значение неправильное распределение богатств, но об этом мы поговорим на другой лекции.

Да, нас ожидают тяжелые годы, в этом нет сомнения; и не надо быть астрологом, прорицателем или провидцем, чтобы это предвидеть. Просто вспомните, какой была жизнь несколько лет назад, и вы увидите, что сейчас она тяжелее, все подорожало; тому, например, у кого есть машина, с ней трудно, потому что ее негде припарковать, и ее увозят на кране. Но проблема не решается, наоборот – мы остаемся без машины; а вместо того чтобы строить стоянки, увеличивают количество кранов. Происходит ряд перемен, которые потихоньку все разрушают. Не нужно быть пророком, чтобы это осознать. То, что происходит в Испании, – не исключение; я могу это утверждать, так как путешествую по всем 28 странам, где есть «Акрополь», и везде вижу одно и то же. Повсюду наблюдается всеобщее изнашивание – где-то больше, где-то меньше, но оно есть везде.

Сегодня больше воров, больше психопатов, больше нежелательных людей; мир стал опаснее, неудобнее для жизни. И поскольку речь идет о цепной реакции, не надо читать по звездам, не надо быть Нострадамусом, чтобы понять: наступающий период будет тяжелым. Надо пережить эти годы, надо внутренне защититься от окружения, надо быть сильнее него. И я считаю, что для этого необходимо формирование новой личности.

Внутри старого времени надо построить новое, создать нового человека, о котором мы так часто говорим здесь, в «Акрополе». Надо создать новое время, новый тип мужчины и женщины, и не посредством скрещивания, а через осознание собственной метафизической сущности. Надо стремиться проявлять то, что мы себе приписываем. Если нас спрашивают, какие мы, мы говорим, что хорошие, что имеем достоинство, что благородны и т.д. Но насколько мы добры и честны? Мы должны воссоздать внутри себя нечто реальное и столь же естественное, как вода, как листья на дереве, как солнечный луч… Проблема загрязнения относится не только к физической плоскости. Нет, перед нами проблема психологического, ментального и духовного загрязнения. Одно и то же происходит и в кино, и в прессе. Что вы видите, когда открываете утреннюю газету? «Такой-то получил в грудь девятимиллиметровую пулю» и т.д. и т.п. «Такая-то страна готовится напасть на другую страну». «В Европе имеется столько-то ядерных боеголовок, а другая сторона имеет 50 тысяч боеголовок, направленных на Европу». «Папа сказал, что всего лишь двумястами ядерными боеголовками можно уничтожить все великие города мира». Потом мы читаем, к примеру, что наш импорт больше, чем экспорт; что все с каждым днем дорожает; что именно перед началом зимы поднимаются цены на газ и, кроме того, растут цены на электричество; что будет все хуже и хуже, и в конце – что бастуют таксисты… Читая эти строки, человек понимает, что необходимо искать из этого выход.

Мы устали от вопросов и хотим их разрешения, мы устали от слов и обещаний и хотим действия, мы устали от больших и малых психологических побед и хотим реальности. Мы хотим наш хлеб, наше вино, нашу маленькую частицу нежности, нашу маленькую частицу славы – то, на что все мы имеем право. Мы хотим, чтобы у нас была родина, чтобы у нас был Бог, хотим обрести самих себя. Мы хотим уважать других и хотим, чтобы уважали нас, и, хотя думаем, что все мы разные, мы можем протянуть друг другу руки, чтобы, как в детстве, создать хоровод. Нам нужно снова стать детьми в подлинном смысле этого слова, нужно убрать весь этот мусор, загрязняющий наш мир, подмести всю эту огромную гору мусора, понемногу, по мере наших сил. Убрать эту грязь, из-за которой киты совершают самоубийства; сегодня даже говорят о синдроме китов, потому что, пока они задыхаются в загрязненных водах, они будут продолжать убивать себя, выбрасываясь на берег. Мы уничтожаем животных – просто так. Мы уничтожаем растения – просто так, просто потому, что мы так сильно загрязняем воздух. И мы загрязняем своих детей, которые, идя по главной улице, спрашивают: «Папочка, папочка, а что такое „групповой секс“?» – потому что это написано большими буквами на стене.

Мы начали сомневаться во многом, в чем не должны сомневаться. Мы сомневаемся в том, что можем создать мир новый и лучший. Этого не должно быть. Мы не должны сомневаться в самих себе, в нашей способности любить, понимать и чувствовать. Новая личность нового человека будет очень простой, способной быть вместе с другими и способной делиться с ними; она будет знать и войны, и мир, но, прежде всего, она будет знать внутреннее счастье, исходящее из ее знания о том, что она неуничтожима, бессмертна, вечна.

И что бы ни произошло, мы будем знать, что однажды вернемся сюда, подобно водам, которые сбегают по камням с вершин, чтобы потом, превратившись в пар, опять вернуться к Небу – и снова на Землю…

Мы должны обрести естественное знание, обрести нашу метафизическую сущность, которая даст нам счастье, силу и славу – силу и славу не из этого мира, а другого, более возвышенного. И мы будем знать, что ничто не может это поколебать, что оно не стареет; что ни вода, ни огонь не могут его уничтожить.

То, о чем я говорю, – это надежда. Надежда создать внутри нас человека нового и лучшего. «Акрополь» – это инструмент, это форма создания человека Нового и Лучшего. И я приглашаю вас всех пережить опыт быть акропольцами.

Мадрид, 1980 г.

_______________

* Д.С. Гусман – в настоящее время международный руководитель «Нового Акрополя». В 1980 г., когда была прочитана эта лекция, она являлась директором «Нового Акрополя» Испании. – Ред.
** Сейчас, в 2002 г., «Новый Акрополь» существует более чем в 45 странах мира. – Ред.

Оригинал статьи находится на сайте журнала "Новый Акрополь": www.newacropolis.ru

Подписаться на журнал "Человек без границ"