Статьи

Аристотель (384–322 гг. до н.э.)

Илья Барабаш

Не знаю, что вы об этом думаете, но вот Аристотель утверждал — и я бы не стал с ним спорить, — что философия начинается с удивления. Удивления перед бесконечным миром с безумным множеством всего существующего в нем, перед жизнью. Удивления, рождающегося потому, что мы ощущаем свое собственное неведение и хотим познать и понять тайны, окружающие нас... Неплохое начало?! Остается только пожелать, чтобы удивление не покидало нас и дальше.

Платон и Аристотель на фреске Рафаэля «Афинская школа»

Аристотель. Завершение, финал античной мысли. «Князь философов», чьи идеи на долгие годы, долгие века определили основные направления развития философской мысли, а стало быть, и культуры Западной Европы. На знаменитой фреске Рафаэля его правая ладонь, простертая горизонтально, обращена к земле, к чувственному, Аристотель словно пытается охватить, ощупать весь мир явлений. Его учитель Платон рядом с ним поднял перст вверх, указуя на доступный лишь разуму мир архетипов. Две величественные фигуры. Два учения, два пути, две судьбы. Вечное противостояние и дополнение.

Широк круг интересов Аристотеля: география, жизнь животных, логика, политика, физика, поэтика, этика, риторика — трудно найти тему, которой бы он не коснулся. Наблюдение, анализ увиденного, сравнение, разделение общего и частного в явлении были его методом. Он был первым систематизатором знаний о природе. Заложил фундамент нынешней европейской науки, основанной на описании и классификации явлений. Впрочем, возможно, завтра родится другая наука, совсем не похожая на эту, как есть и другие, «не-аристотелевские» логики. Возможно, сегодня многие его представления о мире покажутся наивными. Но есть область, в которой его идеи не устаревают. Как не устаревают вопросы, которые задает себе каждый человек, в какое бы время он ни жил. Это область этики, это вопросы о счастье. Именно к этим вопросам хочется обратиться, оставив в стороне достаточно громоздкое аристотелевское мироздание с полусотней сфер, усвоенное впоследствии христианской теологией.

Благо — высшая и конечная цель действий человека во всех сферах нашей жизни, считал Аристотель. Так, врач стремится достичь выздоровления своего пациента, видя в этом благо, а полководец по той же причине добивается победы в войне. Однако мы говорим о благе человека именно как человека, а не как мастера в том или ином деле. В чем же оно? И с другой стороны, если присмотреться к нам самим, мы увидим, что для одного благо — в обладании чем-либо, для другого в наслаждении, для третьего в успехе, а для четвертого в чем-то еще...

Давайте поразмыслим вместе с Аристотелем. Благо не может быть в богатстве, так как богатство лишь средство, а благо — цель. Успех же больше зависит от других, чем от нас самих. Нельзя также не предположить, что благо человека должно отличаться от свойственного животным, как, например, в случае простого стремления к удовольствиям. Аристотель говорит о трех частях души человека — растительной, животной и разумной. Благодаря первой мы растем и живем как существа биологические, благодаря второй чувствуем, испытываем желания и страхи, страдаем и радуемся. Благодаря третьей постигаем мир и самих себя, она — нечто трансцендентное, божественное в нас. Вечное и неизменное. Ветшает тело, но высшая часть нашей души не подвержена старости. Так что же будет для человека лучшим, истинно человеческим благом? Нечто связанное с разумом — добродетель. Моральное совершенство, не свойственное никому, кроме человека. И жизнь души в согласии с добродетелью есть счастье.

Разум — высшее в нас начало — рождает добродетель, устанавливая всему правильную меру. Смотрите: добродетель щедрости — разумная середина между расточительством и жадностью, мужество — между трусостью и безрассудством. И все они не даются человеку богами, а воспитываются. Как скульптор оттачивает мастерство с резцом в руках, так и совершенство в добродетели требует повседневной практики. Но именно эта практика приводит человека к блаженству и счастью. Ведь вряд ли мы засомневаемся в ответе на вопрос, кто более счастлив: щедрый или жадный, мужественный или трусливый?

Как при желании увидеть свое лицо мы смотримся в зеркало и видим его, так при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на друга. Ведь друг, как мы говорим, — это второе я. Итак, если радостно знать самого себя, а знать себя невозможно без помощи друга, то самодовлеющий человек должен нуждаться в дружбе, чтобы познать самого себя.

Обратить к нравственному совершенству большинство рассуждения не способны, потому что большинству людей по природе свойственно подчиняться не чувству стыда, а страху и воздерживаться от дурного не потому, что это позорно, но опасаясь мести.

Самому любить лучше, чем быть любимым: любить — это некое действие, доставляющее наслаждение и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности. Тем не менее люди из честолюбия предпочитают быть любимцами, а не сами любить, поскольку быть любимцем связано с каким-то превосходством.

Великодушного человека отличает то, что он не ищет выгоды для себя, но с готовностью делает добро другим.

Мужественные совершают поступки во имя прекрасного. В противном случае мужественными, пожалуй, окажутся даже голодные ослы, ведь они и под ударами не перестают пастись.

Совершенная же дружба бывает между людьми добродетельными и по добродетели друг другу подобными, ибо они одинаково желают друг для друга собственно блага...

Не для того мы рассуждаем, чтобы знать, что такое добродетель, а для того, чтобы стать хорошими людьми.

Каждый может разозлиться — это легко; но разозлиться на того, кого нужно, и настолько, насколько нужно, и тогда, когда нужно, и по той причине, по которой нужно, и так, как нужно, — это дано не каждому.

Аристотель

Обсудить статью в сообществе читателей журнала «Человек без границ»

Подписаться на журнал «Человек без границ»