Говорят, скульптура «Оплакивание Христа» в соборе Святого Петра в Риме настолько поражала подлинностью, что появились слухи, будто Микеланджело совершил убийство, чтобы создать правдоподобный образ усопшего Христа.
Так совместимы ли гениальность и злодейство? Прав ли пушкинский Сальери? Хотя, казалось бы, поэт ответил на него однозначно, этот вопрос вновь и вновь встает перед нами.

Моцарт. Кадр из фильма М.Формана "Амадей"

Но оставим в стороне злодейство — отравив Моцарта, пушкинский Сальери совершает злодейство, это для нас несомненно.

Обратимся к гениальности, к тому, как мы ее понимаем и кого считаем гением.
В Древнем Риме гением называли доброго духа, сверхъестественное существо, охранявшее человека на протяжении всей его жизни. Даже день рождения римлянина считался праздником его гения. Получается, для римлян вешать на человека табличку с надписью «Гений» было бы абсурдом, ведь человек и гений — совершенно разные существа. Кроме того, у каждого есть свой гений, и никакой исключительности в этом нет и быть не может. Зато, когда творения и дела человека превосходили то, что можно было ожидать либо помыслить, к ним, скорее всего, и применяли эпитет «гениальный», тем самым показывая, что это сделал не человек, а какой-то высший дух, действовавший через него, использовавший человека как инструмент. Есть только гениальные творения, произведения, слова, поступки и есть люди, которые помогают этим гениальным творениям приходить в мир, — посредники, чистые проводники, не более того.

Сальери. Кадр из фильма М.Формана "Амадей"

Но однажды кто-то додумался перенести понятие «гениальный» с произведения на того, кто был проводником, инструментом его создания, на «автора» — на человека. Конечно, можно назвать гениальной кисть живописца или резец ваятеля, но что в том толку, если их не будет держать рука Мастера?.. Так и появилось второе значение слова гений — «высшая степень творческой одарeнности, а также человек, обладающий подобной одарeнностью», о чем нам сообщает словарь. И этот производный, вторичный смысл вытеснил из нашего сознания исконное понимание гениальности. Конечно, намного проще записать кого-то в гении и априорно считать все, что он делает, гениальным.

Образы гения-Моцарта и гения-Сальери, созданные Пушкиным, являют оба примера гениальности. Произведения Моцарта пережили время несмотря на все трагические перипетии его жизни, и, слушая их, мы убеждаемся в его гениальности, верим, что мелодии и темы давал ему божественный гений. Сальери же был признанным гением своего времени, и поэтому музыка, которую он писал, не могла не считаться гениальной. Он был известен и востребован — но его гением-вдохновителем, по Пушкину, был Моцарт: «Продолжай, спеши Еще наполнить звуками мне душу...» — просит он уже умирающего (от его руки!) Моцарта.

Гений-Моцарт и злодейство несовместны, поскольку тот, кого ведет невидимая рука, кто вдохновлен и направляем свыше невидимым присутствием — музой, гением, ангелом-хранителем (не важно, как мы будем это называть), не может иметь ничего общего с земным, с тем, что свойственно людям, не чувствующим своих гениев и не ведо/мых ими, в том числе, конечно, со злодейством. Гений-Сальери и злодейство — вещи совместимые, поскольку Сальери — обыкновенный человек, и некому и нечему его удержать от злодейства. Скорее, наоборот, зависть и тщеславие, рожденные признанной всеми «гениальностью» и многократно усиленные ею, тянут его к злодейству, такому, на которое не решится обычный человек.

Моцарт. Кадр из фильма М.Формана "Амадей"

Два понимания гениальности сосуществуют в нашем сознании, и мы будем путать их, пока не определимся, что же такое гениальность и откуда она приходит — «изнутри» ли самого человека, произрастая из его способностей и талантов, или «извне», даруясь свыше часто как миссия или внутренний долг. Один совместим со всем, что свойственно человеку, с хорошим и плохим, и пользуется обычными человеческими критериями, в первую очередь критерием целесообразности. Другой бывает трудно сочетать с тем, что свойственно обычному человеку, поскольку у него другие критерии и ценности, и целесообразность уже не играет главной роли. Следовательно, и судить такого человека надо по другим, высшим критериям, не пытаясь мерить его меркой обыденного. Первое понимание гениальности лежит в плоскости «хорошее — плохое», второе — не принадлежит ей, пребывая в своем собственном измерении.

Есть два пути. Один путь прост и очевиден — гениальность как результат развития способностей, талантов, но и возможность для злодейства, которая растет на той же почве. Второй путь сложен и не очевиден, поскольку надо вдохновляться чем-то, что находится вне нас, вручить себя Судьбе и следовать своим путем, принимая все его превратности и испытания.

Нас мало избранных,
счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной
пользой,
Единого прекрасного жрецов, —

Гениальность — это вызов Судьбы, это риск, это борьба, в которой не раздают наград и не чествуют победителей. Есть только шанс, что совершeнное тобой заживет своей собственной жизнью и преодолеет время.

Гений и злодейство... Как сделать так, чтобы они не совместились в нас?..