По следам Андрея Рублева

Ольга Наумова

Уже первые из известных нам икон, приписываемых кисти Рублева, отличает особый, тонкий колорит, мягкость, одухотворенность, свободная, легкая композиция.

О нем почти ничего не известно. Но это «почти» — все же больше, чем о любом другом мастере средневековья: в ту пору личность художника оставалась в тени, он был просто орудием, инструментом Единственного Творца.

Четыре упоминания в летописях и житиях, несколько строк. И две достоверных сохранившихся работы — фрески в Успенском соборе Владимира и знаменитая икона «Троица». Пожалуй, еще три иконы Звенигородского чина. Остальное — «предположительно», «не сохранилось», «до нас не дошло»...

Бесчисленные загадки, окружающие его имя и творчество, превращают его в миф. Уже к концу XV века Андрей Рублев стал для потомков образцом, идеалом иконописца. А в XX веке произошло новое его открытие — благодаря усилиям реставраторов мы смогли под вековыми наслоениями краски, лака, олифы увидеть его руку. И миф не развеялся, соприкоснувшись с жизнью, а ожил.

Давайте же совершим путешествие по местам, где вопреки прошедшим векам все еще живет гений Андрея Рублева.

Кремль

Предполагают, что Андрей Рублев родился примерно в 1360 или 1370 году. Так или иначе, он вырос во времена, когда рус-ский народ начинал осознавать себя, начи-нал освобождаться от рабства — внешнего, но главное — внутреннего.

Первое упоминание в летописи о Рублеве связано с Москвой, с Кремлем. И это неслучайно: Москва к тому времени стала «точкой силы», признанным центром русских земель, центром единения во имя общей победы. Такой победы, примером которой в 1380 году стала Куликовская битва.

Итак, московская Троицкая летопись повествует: в 1405 году Благовещенскую церковь, домовый княжеский храм, расписывают знаменитый византийский мастер Фео-фан Грек, старец Прохор с Городца и — чернец Андрей Рублев. Он упомянут последним — значит, еще уступает другим двум мастерам в опыте и мастерстве. Но все же упомянут, а значит, он уже самостоятельный художник, заслуживший честь выполнять столь ответственную работу.

Роспись собора не сохранилась — храм простоял всего девять лет. На его месте по-ставили другой. В его иконостасе Рублеву приписывают семь икон. И здесь нас ждет одна из многих загадок, связанных с именем Рублева: прежний храм, для которого, как считается, и писались эти иконы, был значительно меньше нынешнего, и иконы эти туда просто не поместились бы...

«Роспись Рублева пронизана духом радости и бодрости. Самые картины адских мучений, видимо, мало его занимали, зато им ярко представлены сонмы праведников, прославляющих создателя, трогательно упавшие перед престолом прародители, стройные восседающие по сторонам от судии апостолы, праведники и святители, которых апостолы сопровождают в рай, наконец, пленительно-грациозные ангелы, возвещающие трубным гласом о наступлении торжественного часа» (М. Алпатов).

Владимир

На высоких берегах Клязьмы еще в XII веке выросли белокаменные храмы, украшенные диковинной резьбой: Успенский, Дмитровский, Покрова на Нерли. Успенский собор Владимира был сооружен в центре города на высоком берегу реки в 1158–1161 годах князем Андреем Боголюбским, нынешний вид приобрел в 1185–1189 годах при Всеволоде Большое гнездо.

Величавый и торжественный Успенский собор образно утверждал идею главенства Владимиро-Суздальской земли, превращая ее в духовный и политический центр домонгольской Руси.

Сегодня, если смотреть с центральной улицы, Успенский собор немного теряется в окружении архитектуры последних двух веков. Но из-за реки или с другой стороны оврага, очертившего древнейшую часть города, собор предстает таким, каким увидел его Андрей Рублев в 1408 году, когда вместе со своим сотоварищем Даниилом Черным пришел сюда расписывать, поновлять обветшавший домонгольский храм.

Об этом событии мы знаем из знаменитого фильма Андрея Тарковского, но фильм, конечно, не исторический источник, а гениальное домысливание, компенсация обидной нехватки фактов, размышления о настоящем мастере, о его чистоте и свободе, о совести и вере.

...В полумраке собора фресок почти не видно, и только когда для экскурсантов включают осветительные приборы, из мрака проступают образы и фигуры. Первое впечатление — свет. Нет, не от ламп — от самих образов.

По традиции любой храм, какой бы религии он ни принадлежал, всегда представляет Путь — путь к Высшему, к Божественному. И все элементы архитектуры, убранства, росписи — с запада на восток и снизу вверх — должны обозначать вехи этого пути и направлять, вести человека от земного к небесному. От того, что есть, к тому, что должно быть.

Рублев расписал западную стену храма, плоскости стен, полукружия арочных проемов и сводов сценами Страшного Суда. Но эти картины не подавляют и не пугают возмездием за грехи. Второе пришествие Христа и последний суд Рублев рисует в столь свойственных ему светлых, даже радостных тонах. Вспоминаются слова Александра Меня: «Апокалипсис рассказывает не только и не столько о конце света, сколько о радостном грядущем переходе из временной земной жизни в жизнь вечную».

Звенигород

Такой была Москва веке в тринадцатом — высокие валы, как бы обнимающие небольшой городок, храм в центре, городской посад за пределами стен. Только тишина напоминает о том, что судьба у двух городов-ровесников оказалась разная. Москва на протяжении XIV века постепенно, но неуклонно завоевывала права столицы, центра объединения русских земель. А Звенигород так и остался небольшим городком в окружении прекраснейших, неповторимых среднерусских пейзажей. Да и сам город «переехал» — сегодня центр Звенигорода находится километрах в полутора, а Городок, древнее городище, — это несколько домов в зеленой чаше валов, да все тот же белокаменный Успенский собор в центре.

Из всех мест, где работал Андрей Рублев, дух его эпохи здесь сохранился лучше всего — даже соседний Саввино-Сторожевский монастырь до неузнаваемости пере-строен в XVII веке (это было излюбленное место паломничества царя Алексея Михайловича).

В 1918 году на Городке произошло удивительное открытие. Экспедиция Центральных государственных реставрационных мастерских под руководством Игоря Грабаря обнаружила в дровяном сарае три старых иконы. Так мир обрел Звенигородский чин: поясные иконы Спаса, апостола Павла, архангела Михаила. Большинство исследователей уверенно приписывают их великому Рублеву (разве что к образу апостола приложилась еще одна опытная рука). Предположительно написаны они были в начале 1410-х годов, но для какого храма — опять загадка. Княжеский Успенский собор, неподалеку от которого они были обнаружены, и Рождественский в Саввино-Сторожевском монастыре не очень соответствуют им по размеру.

Время не пощадило иконы Звенигородского чина. Особенно пострадал Спас — от изображения сохранилось не более пятой части. Но главное — остался лик. Мягкие, очень русские черты, спокойный, глубокий, проницательный взглядѕ Как мало в этом образе от сурового византийского судии, которого оставил нам Феофан Грек, как мало отвлеченного, абстрактного! Рублев удивительно сочетает образ идеальный и образ очень конкретный, близкий, чем-то знакомый, от которого так трудно оторваться.

...Можно не знать библейского сюжета о трех ангелах, явившихся Аврааму и Сарре, можно не быть искушенным в искусствоведении — но каждому внятны мягкость линий, чистота красок, гармония склоненных фигур и светлых ликов.

Троицкий монастырь

Сейчас в Троице-Сергиевой Лавре трудно представить, как здесь было при великом основателе обители Сергии Радонежском. Многолюдно: паломники, туристы, монахи... Множество великолепных каменных храмов и монастырских зданий, стены и башни — как у настоящей крепостиѕ И только когда заходишь в Троицкий собор, самый маленький и скромный, время как будто обращается вспять.

Когда-то, в середине XIV века, здесь, на горе Маковец, юноша Варфоломей и старший брат его инок Стефан срубили первую часовенку. Прошло немного лет, и вырос монастырь, игуменом которого стал Сергий. Имя это с трепетом разносили крестьяне окрестных княжеств, бояре и князья, приходившие за советом и благословением, недужные, получавшие приют и исцеление в монастыреѕ Нет, он не был аскетом, носящим вериги и изнуряющим плоть. Но удивительной силой веяло от этого человека — одетого хуже последнего из его братии, работавшего, «как раб купленный». Он стал первым и главным учителем русского народа, его учение светло и просто: труд, братство, жертвенность и во всем — обращенность к Богу. «Примером своей жизни, высотой своего духа Преподобный Сергий поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в будущее», — писал В. О. Ключевский.

Здесь ли начинал инок Андрей свой монашеский путь — достоверно неизвестно. Он мог или лично знать Сергия Радонежского (тот умер в 1392 году), либо, уже в 20-е годы XV века работая над иконостасом Троицкого собора, общаться со знавшими его. Так или иначе, он впитал учение великого старца не умом, а всем сердцем и воплотил его в красках.

«Троица», самое известное творение Рублева, знаменует собой зрелый период его творчества, расцвет мастерства. Не только мастерства художественного, но и духовного, богословского, иноческого.

Андроников монастырь

Единственная относительно точная дата в биографии иконописца — 29 января 1430 года. Дата смерти. Она была реконструирована по остаткам надписи на надгробной плите, которая была найдена в XIX веке, но до нашего времени не сохранилась. Плиту обнаружили рядом с собором, который станет последней точкой в нашем путешествии, как стал последней вехой в долгой и славной жизни великого иконописца.

Спасский собор Андроникова монастыря. 1420-е годы В 1990-е годы под алтарем собора были найдены захоронения нескольких человек, и только недавно было достоверно установлено, что двое из них — знаменитые иконописцы Андрей Рублев и Даниил Черный, которые многие годы жили и работали в Андрониковом монастыре.

Сегодня в Андрониковом монастыре находится Центральный музей древнерусской культуры имени Андрея Рублева — единственный в России специальный музей, посвященный русской художественной культуре средневековья.

Андроников монастырь — почти ровесник Рублева: он был основан митрополитом Алексием в 1356 году. Первым игуменом стал ученик Сергия Андроник, первым и главным храмом — деревянный Спасский собор, который в 1420–1427 годах заменили каменным, стоящим до сих пор. Монастырь стал звеном в кольце монастырей-сторожей вокруг Москвы. Это сейчас Андроников оказался почти в центре города — между Рогожской заставой и Таганской площадью, а в конце XIV века это был пригород — полтора часа пешком до Кремля. Высокий берег Яузы, зелень садов царской резиденции на другом берегу, поля, лесаѕ Сейчас, стоя под стенами и пытаясь разглядеть на горизонте между многоэтажками золотую точечку колокольни Ивана Великого, трудно это себе представить. Но зайдем внутрьѕ Стихает, тает шум мегаполиса, и остается только Храм.

Он дошел до нас чудом. Собственно, еще лет пятьдесят назад его не было, на его месте стояла постройка, как бы созданная из напластований разных веков: надстроен верх, пристроена паперть, стены облицованы кирпичом, окна растесаны, фрески сбиты. В конце концов малоценное сооружение было приговорено к сносу. Но храм возник из небытия благодаря тонкости профессио-нального чутья ученых и архитекторов-реставраторов: его не только «нашли» под вековыми слоями, но и восстановили в первоначальном виде, доказав, что это древнейшее из сохранившихся зданий Москвы, прекрасный памятник раннемосковского зодчества. Зданий той эпохи остались единицы, и мы уже встречали их в нашем путешествии по следам Андрея Рублева: помимо Спасского собора — Рождественский в Саввино-Сторожевском монастыре, храм Успения на Городке да Троицкий в Лавре.

Храм в Андрониковом и похож, и не похож на своих собратьев. Тот же куб (символ материи, земного) в основании, те же килевидные закомары рядами поднимаются к шлемовидной главе (символу небесного, Божественного). Но здесь архитектурные элементы вдруг становятся лестницей к Небу, ступенями, по которым может подняться каждый. Здесь человек не чувствует своей отделенности от высшего, не видит пропасти между собой — и Небом. Все соразмерно, гармонично, близкоѕ Если мы обратимся к строкам летописи, то обнаружим, что Рублев, проведший в монастыре последние годы своей жизни, не только расписывал собор, но и принимал участие в его создании: «ѕи создаста в обители своей церковь камену». И даже если знаменитый иконописец, уже будучи умудренным опытом старцем, и не был архитектором собора, то его влияние здесь несомненно.

...Мы покидаем монастырь, прощаемся с Андреем Рублевым — памятник ему стоит у входа в обитель. Иконописец задумался, опершись на доски, — может быть, обдумывает новый замысел?

Подписаться на журнал "Человек без границ"