| Поделиться статьей: | | Статьи Послать ссылку другу  Личности > "Пишу по должности гражданина". 300 лет Антиоху КантемируОльга НаумоваСейчас модно выбирать то десять, то двадцать, то сто имен России. Но среди них, я уверена, не будет имени Антиоха Кантемира, первого русского писателя.
Строго говоря, он и русским-то не был: отец — молдавский князь, мать — из рода византийских императоров. Занесла судьба в чужую страну, есть знатность, достаток (по нашим меркам, богатство) — живи и радуйся. Он и жил. И радовался, конечно. Но по-своему. Характер Антиох Кантемир имел книжный, тихий, домашний. Из него получился бы прекрасный ученый, недаром еще лет в 18–20 его прочили в президенты только что открытой Академии наук. И человек он был мягкий, добрый, никогда не мог настоять на своем. Даже на братца, отобравшего у него наследство, не возроптал, только урезал свои и без того скромные расходы. Почему же он все время оказывался в гуще событий — то возводил на престол Анну Иоанновну, то гремел на всю страну своими сатирами, острыми и язвительными, то переводил научные труды, которые запрещали и объявляли богопротивными? Наверное, время было такое — время перемен. Своей мощной рукой Петр выдернул Россию из затянувшегося средневековья, и она пыталась наверстать все столетия, на которые отстала от Европы. Каждый дееспособный человек — на вес золота, каждый неравнодушный может внести свой вклад в историю. Но не каждый к этому стремится. Кстати, ничем это время от нашего не отличается. А много ли вокруг Кантемиров? Люди предпочитают жить в тихом семейном кругу или строить карьеру. А история… Пусть ее делают... ну, не знаю… пусть она сама как-то делается. Значит, просто человек был такой, этот Антиох Кантемир? «В уме и науках от всех лучший»
В его случае не оправдалось правило «на детях гения природа отдыхает». И отец, и дед Антиоха были людьми выдающимися, даже великими. Дед его Константин прославился военными дарованиями и отчаянной храбростью и добился титула правителя Молдавии — господаря. Отец, Дмитрий Кантемир, в юные годы долго жил в Константинополе — в заложниках у турок (так Порта добивалась послушания от подвластных правителей). Но благодаря этому много учился и свободно говорил на турецком, персидском, арабском, греческом, итальянском, русском и молдавском, знал старославянский и французский. Он стал известен в Европе как историк, философ и математик, музыкант и архитектор, был избран в члены Берлинской академии. Мать, Кассандра Кантакузин, тоже была женщиной незаурядной, высокообразованной и всецело посвятила себя воспитанию детей. Выбирая путь в политических и военных перипетиях начала XVIII века, князь Дмитрий безоговорочно принял сторону России. Вернее, Петра Великого, чьим соратником стал, потеряв при этом родину, княжество, безопасность. Для Антиоха Петр на всю жизнь остался идеалом правителя, и ради продолжения его дела младший Кантемир был готов на любые жертвы. Итак, Кантемиры поселились в России. Дмитрий, отец большого семейства, обласканный государем, стремился дать своим детям наилучшее образование. В учителя к ним брал людей самых образованных, но при этом всегда присутствовал на уроках! Во всяком случае, у Антиоха. Именно его отец выделил, завещав наследство тому из детей, кто «в уме и науках от всех лучший». Однако такая формулировка, бесспорная для всех, кто знал Кантемиров, сыграла злую шутку с нашим героем. Но об этом позже. Некоторое время Антиох учился и в той самой Славяно-греко-латинской (Заиконоспасской) академии, которая через несколько лет приняла самого известного своего ученика — Михайлу Ломоносова. А уже при Екатерине I будущий сатирик стал питомцем только что открытой Академии наук. (Видимо, ради того, чтобы воспользоваться блестящими способностями Антиоха, Петр несколькими годами раньше, после смерти старшего Кантемира, не пустил юношу в Европу для продолжения обучения.) В академии 17-летний студент изучал у Бернулли высшую математику, у Бера — историю, у Больфингера — физику, у Гросса — нравоучительную философию. Она интересовала его больше других, и этот интерес Антиох сохранил на всю жизнь. Академики немало удивлялись способностям юноши и даже выбрали его членом академии, рассчитывая, что в будущем он сможет занять в ней важный пост. «Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу»
А в 1729 году появились его первые сатиры. «Кто над столом гнется, пяля на книгу глаза, больших не добьется палат»; «Беда, что многие в царе похваляют за страх то, что в подданном дерзко осуждают»; «Землю в четверти делить без Евклида смыслим; сколько копеек в рубле, без алгебры счислим»; «Епископом хочешь быть? Уберися в рясу, сверх той тело с гордостью риза полосата пусть прикроет, повесь цепь на шею от злата, клобуком покрой главу, брюхо бородою... Должен архипастырем всяк тя в сих познати знаках, благоговейно отцом называти»; «Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы, иль естественный закон, иль народны правы, плюнь ему в рожу; скажи, что врет околесную»; «Наука ободрана, в лоскутах обшита, изо всех почти домов с ругательством сбита, знаться с нею не хотят, бегут ее дружбы, как страдавши на море корабельной службы»… С такими мыслями, с такой силой слова 20-летний преображенский подпоручик вышел на широкую арену общественной деятельности. Вскоре многие его строки разошлись по России крылатыми фразами, как через сто лет на пословицы разошлось «Горе от ума». А их автор — он учился прилежно, наблюдал внимательно, сопоставлял то, что вычитывал из книг, с тем, что видел в жизни… И так хотел соединить идеал с жизнью, что из его души вырывался крик отчаяния… Один из близких друзей Кантемира прочитал его стихи, познакомил с ними ценителя литературы Феофана Прокоповича, и первая русская сатира пошла гулять по России и будить русскую мысль. Почему же его главными трудами стали сатиры, басни, эпиграммы? Ведь не из желчности, не из ненависти к роду людскому. Кантемир был, говоря словами Белинского, человек «добрый, умный, честный». И очень болевший за Россию, мечтавший, чтобы усилия и мечты его кумира Петра Великого не пошли прахом, чтобы дождался русский народ лучшей доли. И был он, как и Петр, человеком чрезвычайно практичным, старался, чтобы ничто им сделанное не было впустую. Вот так и вышло. Нет, он пробовал писать лирику, оды, но... Знаю, что, когда хвалы принимаюсь Писать, когда, муза, твой нрав сломить стараюсь, Сколько ногти ни грызу и тру лоб вспотелый, С трудом два стишка сплету, да и те неспелы… А как в нравах что вредно усмотрю… Чувствую сам, что тогда в своей воде плавлю И что чтецов я своих зевать не заставлю; Проворен, весел спешу, как вождь на победу Или как поп с похорон к жирному обеду.
В этих стихах сам Кантемир чрезвычайно метко охарактеризовал себя как поэта: его любовные стихи, сочиненные в нежном возрасте, даже не найдены; в хвалах сильным мира сего, писанных в форме посвящений — чтобы дать ход сатирам, больше соли, чем сахара, что очков ему при дворе не прибавляло… Собственно, ни наука, ни искусство не интересовали Кантемира сами по себе. Нет, он с упоением ими занимался и, несомненно, достиг бы больших высот, если бы прожил больше, но личная польза или удовольствие играли в его жизни самую ничтожную роль. И наука, и искусство служили в его глазах другой, высшей цели: они должны были указывать путь к человеческому счастью. А для этого, по мысли Кантемира, нужно было, во-первых, указать людям на их пороки, на невежество и безнравственность, чтобы ужаснулись и захотели стать лучше. И, во-вторых, давать им знания, просвещать. Свою позицию он выразил предельно четко: «Все, что я пишу, пишу по должности гражданина, отбивая то, что согражданам вредно быть может». Поэтому он спешил перевести на русский язык лучшие иностранные книги, в которых показан правильный взгляд на мир, на жизнь, на человека. Кантемир стал первым в России переводчиком иностранной светской литературы. В том же году, когда была написана первая сатира, он перевел единственный сохранившийся до нашего времени разговор ученика Сократа Кебеса, озаглавленный «Картина» и представляющий собой размышления о целях человеческой жизни. В этой «Таблице Кевика философа» отразились взгляды и самого Антиоха. В предисловии к книге 20-летний автор говорит, что, «если бы люди прилежно словам философа внимать хотели, могли бы жить гораздо спокойнее», что это побудило его «издать на нашем языке сей древней премудрости остаток» и что он «нарочно прилежал сколь можно писать простее, чтобы всем вразумительно». Это желание — распространять знания, делать их понятными, близкими и полезными людям — вело его всю жизнь. Важнейшей из работ Кантемира стал перевод в 1730 году трактата Б. Фонтенеля «О множественности миров», в популярной форме отстаивавшего гелиоцентрическую систему Коперника. Перевод книги и примечания к ней сыграли значительную роль в разработке русской научной терминологии. Кантемир ввел в оборот русской речи слова идея, депутат, понятие, начало, наблюдение, плотность, вихри… (В 1756 году Синод конфисковал перевод трактата как «богопротивный», «полный сатанического коварства»; его переиздали в 1761 и 1802 годах.) Он перевел «Персидские письма» Монтескьё, с которым был хорошо знаком, произведения Горация, Анакреонта, начал работу над русско-французским словарем, готовил материалы по русской истории, работал над поэмой «Петрида, или Описание кончины Петра Великого»… В. Г. Белинский писал: «Кантемир начал собою историю русской светской литературы». Исследователь Д. Д. Благой заметил, что «именно Кантемир утвердил традицию просветительства как одну из важнейших особенностей нашей художественной литературы XVIII века». «В общей пользе я собственную чаю»
Но при этом огромном потоке книжной, сочинительской, переводческой работы, «исследуя всех вещей действа и причины», кабинетным ученым Кантемир не стал. И не только потому, что время такое было. Он безгранично любил Россию. И для нее часто жертвовал своими личными интересами. По условию, заключенному между его отцом и Петром Великим, владетельные права над Молдавией должны были опять перейти к роду Кантемиров, как только Россия отвоюет ее у Турции. То есть права князя на молдавский престол были бесспорны. Тем не менее Антиох с жаром действовал в пользу мирных отношений с Турцией, когда этого требовали интересы России: он был русским гражданином гораздо больше, чем молдавским господарем. Верхом его честолюбия было желание стать президентом русской Академии наук и на этом посту — тогда единственном значительном учебно-административном поприще — содействовать успехам просвещения в России. А когда ему, оказав честь, предложили быть воспитателем малолетнего Ивана VI, он не уклонился от такой трудной обязанности — «гробницы своей свободы», как он сам выразился, — но почувствовал облегчение, когда этот план расстроился... Словом, его ничем нельзя было соблазнить, никакие почести его не прельщали: рано осознав свое прямое назначение служить отечеству словом, он ни на шаг не отступал от него, а из занятий предпочитал те, которые, как он думал, наиболее с этим назначением мирились. Умирая, его отец доверил исполнение своего завещания Петру I, но душеприказчиком оказался князь Голицын, чья дочь вышла за брата нашего героя — Константина Кантемира. А тот был человеком не столь нравственным, и Антиох из богатого человека, владельца состояния в 10 тысяч душ, превратился в бедного офицера, живущего исключительно на свое офицерское жалованье. Но это событие не отразилось ни на образе мыслей, ни на чувствах Кантемира. Он, несомненно, переживал, но, скорее, оттого, что вместе с ним пострадали и его любимая сестра Мария и братья Матвей и Сергей. Несправедливость не столько озлобила, сколько опечалила Антиоха, и прежде всего потому, что недостаток денег лишил его возможности осуществить свою мечту — отправиться, согласно воле отца, «в знатные городы и иные христианские страны» для завершения образования. В 1730 году, при вступлении на престол Анны Иоанновны, Кантемир принял деятельное участие в борьбе против «верховников» (членов Верховного тайного совета), пытавшихся ограничить самодержавие. Фактически он стал одним из тех, кто возвел Анну Иоанновну на престол, но за свое участие не получил никакого вознаграждения — в отличие от остальных участников этого дела и тех, кто только постоял рядом, но умел свой куш получить. Так же спокойно отнесся Антиох и к перспективе выгодной женитьбы на богатейшей невесте России и дочери влиятельнейшего князя Черкасского. И красавица Варвара через некоторое время стала женой графа Шереметева. В 1732 году мечта его выехать за границу наконец осуществилась, но, увы, совсем при других условиях: его, 24-летнего молодого человека, назначили российским посланником в Лондоне. Это больше походило на почетную ссылку, на отлучение от двора, от русских дел — видимо, он много кому успел насолить своими сатирами, да и без всесильного Голицына, оберегавшего наследство зятя, здесь не обошлось. Человек честный и прямой, Кантемир не очень-то подходил для дипломатической службы, полной интриг, ухищрений, козней. Да и роль представителя России на Западе была в то время не очень завидной: наша страна только начинала вступать в ряды великих держав, и к ней относились свысока, иногда явно пренебрежительно как к стране варварской, внушавшей к себе почтение разве что грубой силой. Русским монархам то и дело отказывали в императорском титуле. Россия проявляла большую щепетильность в этом вопросе, но не давала своим представителям достаточно средств, чтобы они могли с достоинством поддерживать ее престиж. Скажем, Кантемир получал в Лондоне три тысячи рублей, в Париже после долгих усилий ему удалось довести свое жалованье до 15 тысяч, между тем посол маленькой Сардинии получал 24 тысячи и содержал дом, убранство которого стоило 100 тысяч. Кантемир угощал своих знатных гостей на оловянной посуде и писал в Петербург о крайней неловкости такого положения, а ему отвечали подозрениями в его честности. Все двенадцать лет его дипломатической службы он вынужден был постоянно просить то о прибавке жалованья, то о высылке сумм, недосланных за целые месяцы и даже годы. Сам он имел со своих поместий доход небольшой, но даже эту незначительную сумму редко получал, потому что она расходовалась на братьев или вовсе не взыскивалась с крестьян — Кантемир их очень жалел и щадил… Короче говоря, материальное положение этого блестящего российского посланника в Европе было весьма затруднительным. К счастью, уважение, которое все питали к Кантемиру как к человеку высокообразованному и высоконравственному, оказало большую услугу и стране, представителем которой он был. В Лондоне и Париже он сумел окружить себя людьми очень достойными. Друзьями его были литераторы, ученые, общественные деятели, пользовавшиеся почетом в своей стране и за границей. Он познакомился с Монтескьё и Вольтером, стал их первым переводчиком на русский язык. Он оказался в самом центре европейской жизни и там нашел понимание. Да иначе и быть не могло, потому что сам Кантемир ставил выше всего интересы духа: науку, литературу, искусство, — и удовольствие ему доставляло только общество людей, настроенных точно так же. По личной инициативе он поддерживал переписку с Петербургской Академией наук и закупал для нее приборы и научную литературу. Он продолжал изучать английский язык и собрал библиотеку современных английских авторов — книги Д. Локка, Дж. Свифта, А. Попа и других. Долгое пребывание за границей тяготило Кантемира, он очень хотел вернуться в Россию. В 1742 году прошел слух, что его хотят назначить президентом Академии наук. Антиох Дмитриевич был готов занять этот пост, но назначение так и не состоялось — в связи со смертью 35-летнего претендента. За несколько дней до смерти, почувствовав, что работать не может, он произнес: «Не могу уже читать — значит, умираю». Он выразил надежду, что останки его перевезут в Россию за казенный счет, как это делалось в случае с другими посланниками. Поэтому он, следуя влечению своего доброго сердца, в завещании написал: «Ежели король французский по обыкновению пошлет по смерти моей к моей фамилии в обыкновенный подарок портрет свой, то оный продать и деньги (около 2400 рублей) употребить к прибавлению дохода какого-нибудь бедного госпиталя в Москве». Однако казна не только отказалась от уплаты долгов Кантемира, в которых была виновата сама, но и решительно отвергла просьбу о доставлении его тела в Россию за казенный счет. Только благодаря хлопотам сестры прах его спустя почти год перевезли в Москву и — по желанию самого Кантемира — предали земле ночью, без всякого торжества, в зимней церкви Николаевского греческого монастыря рядом с могилой отца. *** Слог сочинений Кантемира устарел, некоторые его литературные приемы могут показаться нам наивными. По большому счету, он ошибся — не угадал той системы стихосложения, которая потом начала развиваться. Но это не умаляет его вклада в нашу культуру. Русская литература и до XVIII века, и после — это литература души, совести, пути, литература человека и для человека. Кантемир открыл ее новую страницу. Среди многих слов, которыми он обогатил наш современный язык, есть одно, которое лучше других помогает определить его самого: гражданин. Он был первым. Первым быть трудно, первых часто забывают. Но именно они делают историю, потому что пробивают пути, по которым идут другие, более талантливые, даже гениальные. Хорошо, что есть юбилеи — чтобы вспомнить первых и поклониться. Обсудить статью в сообществе читателей журнала "Человек без границ" Подписаться на журнал "Человек без границ" Журнал "Человек без границ". При цитировании материалов ссылка обязательна. Mailto: admin@manwb.ru __________ ___ |
