| Поделиться статьей: | | Статьи Послать ссылку другу  Личности > Владимир Вернадский. Устремленный за горизонтМануэлла Лоджевская, доктор геолого-минералогических наук, Илья Бузукашвили
Позади у него были 82 года жизни. Годы исканий, открытий, служения. Служить можно тому, чему предан. И он был предан науке. Вернее, то была не просто наука, но нечто большее — невидимая суть вещей, Природа, закон жизни... «Я, в общем, все время неуклонно работаю. Готовлюсь к уходу из жизни. Никакого страха» — как легко в воспоминаниях возвращаться в самое начало. Целая жизнь, когда она прожита, может уместиться в одно мгновение. Он родился весной 1863 года в Петербурге. И, как Онегин, маленьким мальчиком ходил гулять в Летний сад... «Я рано набросился на книги и читал с жадностью все, что попадалось под руку, постоянно роясь в библиотеке отца». Маленького Володю интересовало все, что связано с природой. Среди книг — «История крупинки соли», «Великие явления и картины природы», описание путешествий... Среди вопросов: какова причина бурь, гроз, землетрясений, вулканических извержений? В Петербургском университете Владимир Вернадский никак не мог определиться в своих пристрастиях и потому учился на двух факультетах сразу — на естественном и на математическом. В коридорах он встречал великих ученых того времени — Менделеева, Сеченова, Бутлерова. Они все были его учителями... Какое наслаждение — «вопрошать» природу!.. Так думал он в обсерватории, куда приходил наблюдать метеоритный поток, солнце и ветры. Природа говорила с ним на своем языке. Никогда с тех пор она не была для него безмолвной. Как в стихах его любимого Тютчева: Не то, что мните вы, природа: В Париж Вернадский едет на стажировку. Ему 26 лет, и диапазон его научных интересов по-прежнему неохватен. Он читает литературу не только по естественным наукам, но и по филологии, статистике. Ходит в музеи и картинные галереи, на концерты, словно вознамерившись освоить все, что за многие века было накоплено среди «старых камней» Европы. Он навсегда полюбит Париж. Именно здесь, по дороге в лабораторию из пригорода, где он жил, и в часы долгих ожиданий во время опытов, пока в растворе кристаллизовалось очередное вещество, Вернадский открывал для себя новый мир. На французском он читал философов и античных классиков — Аристофана, Плотина, 12 томов Платона... Пройдут годы, и Вернадский напишет: «В философии под запретом не только новая философия, но и старая: Платон. Удивительна и интересна эта боязнь старых исканий». Но и тогда уже, в Париже, молодой ученый твердо верит: «Единственное, что не пропадет в этом мире, — это духовное усилие». Рано или поздно задаешь себе вопрос: как будут вспоминать тебя потомки? Как ученого, философа, естествоиспытателя?.. В любом деле, в науке, как и в искусстве, нужно всегда стремиться вперед. Идти дальше, чем твои предшественники, идти за границы неведомого. Истинный философ, Вернадский тонко чувствовал и понимал законы Природы. Он старался говорить доступно и просто о всеобщем единстве Земли, Космоса и Человека, о живом веществе и жизни минералов. Он развивал учение о биосфере и ноосфере, основал биогеохимию... «Мы знаем только малую часть природы, только маленькую частичку этой непонятной, неясной, всеобъемлющей загадки. И все, что мы ни знаем, мы знаем благодаря мечтам мечтателей». В научном поиске Вернадский был похож на многих своих великих предшественников. На тех, кто открывал законы мироздания человечеству.
Он был похож на них и в своей скромности, и в великом почтении, которое испытывал к загадочному Нечто, далекому, таинственному Горизонту, которого еще никто не достиг. Не о том ли за 200 лет до него говорил Ньютон: «Я смотрю на себя как на ребенка, который, играя на морском берегу, нашел несколько камешков поглаже и раковин попестрее, чем удавалось другим, в то время как неизмеримый океан истины расстилается передо мной неисследованным»? «Я любил всегда небо, особенно Млечный путь поражал меня, — читаем в дневниковых записях Вернадского. — В моей фантазии бродили кометы через бесконечное мировое пространство; падающие звезды оживлялись». «Воля человека и всяких других существ — высших и низших — есть только проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия, понятия, истины и заблуждения есть только голос Вселенной». Еще один закон природы — закон эволюции — занимает важное место в произведениях Вернадского. Он пишет о Земле и Человеке, пытаясь заглянуть в будущее. В надежде на суд времени и Истины. «Человек не есть завершение создания, он — промежуточное звено в длинной цепи существ. Эволюция пойдет дальше. Человек будущего явится духовным космическим существом, преодолевшим свою животную природу и биологическую материальность, способным быть сотворцом Природы и покровителем жизни на бескрайних просторах Космического Универсума».
Друг и ближайший соратник Вернадского А. Корнилов писал о нем: «Вопросы минералогии, кристаллографии, химии и вообще мироздания... так широко им охватывались, что приводили пытливый ум его в сферу философии и даже метафизики». Год 1916 стал годом перелома. «Живое вещество» — новый этап в учении Вернадского. Все новые и новые подтверждения идеи о всеобщем единстве находит неутомимый исследователь. Закладывает основы биохимии, учения о биосфере. Сама Земля со всем, что есть на ней, — Живое вещество. Его количество есть величина неизменная. «Биосфера является совершенно уникальной сложной космической системой, характерной чертой которой является существование в ней живого вещества (а не живых существ, с которыми имеют дело биологи, биогеографы и т. д.). Для меня все яснее извечность и безначальность жизни. Смерти нет». Размышляя о биосфере, о ее внутренних связях и закономерностях, ученый часто обращается к художественным образам Вселенной, космоса. Эпиграфом к первому очерку книги «Биосфера» он взял стихи Федора Тютчева: ...Невозмутимый строй во всем, Вернадский продолжает развивать взгляды Кеплера и Галилея, Ломоносова, Гумбольдта и Гете, для которых поэтическое восприятие мира было одним из путей познания. В «Очерках геохимии» биосфера, «Земная природа» представляется во всей своей первозданности, как гармонически устроенное Целое, напоминая поэтические образы античной мифологии и философии, к которым ученый часто обращался. «Сказочные обобщения, пронизанные осторожной мудростью, невольно выливаются в образы древнейшей философии», — писал академик Виноградов об этом труде. Современники не понимали взглядов Вернадского. Доброжелатели полагали, что большой ученый отвлекся, свернул с классического научного пути в философствование. Многие считали его идеи образными, крылатыми выражениями, более свойственными литературе, чем науке. Вернадский же был убежден, что наука не может изучать лишь явления видимого мира, не принимая в расчет его невидимую суть. Он писал: «Я глубоко религиозный человек». Отвечая на вопросы во время переписи населения России, ученый назвал себя «верующим вне христианских церквей». И размышляя на эту же тему, замечал: «Человек, искренне верующий и глубоко чувствующий бытие, будет ли это глубина Природы или человеческой Души, может быть всякой религии и принимать всю пользу научного знания». Чтобы стать тем, кем хочешь стать, нужно пройти длинный путь. Путь долгого труда, побед и поражений, радостей, разочарований... Все это станет твоим опытом. Закалит тебя, сделает человеком. Геолог и академик Д. Наливкин нарисовал в своих воспоминаниях живой образ Владимира Вернадского: «Высокая, стройная, немного сутуловатая фигура, быстрые, но спокойные движения запоминались сразу, над всем безраздельно царила голова. Узкое точеное лицо, высокий, выпуклый лоб ученого, темные волосы с сединой, каскадами поднимающиеся над ним, поражали и удивляли. Но и они были только фоном для глаз, необычайно чистых, ясных и глубоких. Казалось, что в них светится весь облик, вся душа этого необыкновенного человека. Впечатление еще более усиливалось, когда он начинал говорить. Его голос был такой же, как глаза, — спокойный, ясный, приятный и мягкий, глубоко уходящий в душу. Обыкновенно он был мягок и поразительно вежлив. Казалось, он боялся сказать вам хоть одно неприятное слово. Но когда было надо, эта мягкость сменялась железной твердостью. Поразительно глубокий и всеобъемлющий ум, исключительная духовная чистота сливались в нем в единое целое, гармоничное и стройное. Таких ученых всегда было мало, мало их и сейчас». Времена не выбирают. Вернадский вместе с Россией пережил все крутые повороты истории: две революции, Первую мировую и Великую Отечественную войны, светлые и темные стороны Советской власти. В 1890 году Владимира Ивановича пригласили заведовать кафедрой минералогии в Московском университете. Он преподавал здесь до 1911 года. Это было время философских исканий, побед и поражений. Современниками Вернадского были ученые и философы, поэты и писатели разных поколений: Павлов, Трубецкой, Короленко, Зелинский, супруги Кюри, Менделеев, Толстой, Достоевский, Есенин. Они встречались, переписывались, дружили... В это время жили и развивали свои идеи русские космисты — Чижевский, Циолковский, Докучаев, Косточев. К людям пришли последние романы Достоевского, началась моральная проповедь Толстого, возникла оригинальная философия В. Соловьева, Н. Федорова. Циолковский в Калуге пишет дерзкие книги о полетах в межзвездное пространство. И там же на рынке продает свои картины, чтобы как-то заработать на жизнь. Второй великий калужанин — Чижевский создает космическую науку о солнечно-земных связях. В темной, голодной Москве пишет свою книгу «Овладение временем» безвестный философ Валерьян Муравьев, обосновывая на базе новых достижений в биологии, медицине, математике и физике идею преодоления смерти. Безудержно мечтают о будущем поэты и утописты. Одни думают о крахе, другие — о катарсисе через страдание. На фоне великих потрясений в России научные открытия того времени фактически меняют устоявшуюся картину мира. Рентген открывает невидимые лучи. Беккерель объявляет о естественной радиоактивности — самопроизвольном свечении солей урана. Супруги Кюри исследуют удивительные свойства полония и радия. Планк создает квантовую теорию. В научных дискуссиях участвуют Резерфорд, Томсон, Рэлей. Вернадский пишет: «Где искать опоры? В бесконечном творческом акте, в бесконечной силе Духа... Нет ничего хуже апатии, нет ничего вреднее и ужаснее безразличия, серой будничной жизни». В 30-е годы в Московском университете ликвидируют геологический факультет. Закрывают институты... «Кругом террор... Миллионы арестованных... Аресты среди ученых продолжаются». Вернадский, как может, спасает людей. Пишет письма в президиум Академии наук, сражается, отстаивает, защищает. Он разыскивает знакомых, тех, кому нужна помощь. Устраивает дела вдов и детей друзей, помогает им деньгами. Главное — оставаться человеком. В любых условиях, как бы ни было трудно. Вернадский это хорошо знает и умеет. Он давно, еще с юности, верит в любое духовное усилие... Когда прожита жизнь, уже умеешь быть особенно благодарным. Судьбе, которая вела тебя по пути; событиям и людям, которые наполняли смыслом твое существование. Учителям. И Ученикам, с которыми делил все, что имел, передавая то, что прожил сам, опыт жизни. Он преподавал в Москве, в Петербурге и Симферополе. «Мы ждали его лекций как праздника, — вспоминала одна из студенток Вернадского. — Они оживляли для нас мертвую природу. Словно бы камни заговорили». Спустя годы еще один ученик, вспоминая о любимом учителе, напишет: «Мы, Ваши уже старые ученики, бережно несем через жизнь зажженный в нас Вами огонь и стараемся согреть им других. Благодарю судьбу за то, что она скрестила мой жизненный путь с Вами». Молодые ученые всегда ощущали его любовь и заботу. Они были его друзьями. Как-то один новичок, после первых дней, проведенных в лаборатории с Вернадским, сказал своему старшему товарищу: «Странные у вас с Владимиром Ивановичем отношения. Не поймешь, кто у вас академик, а кто лаборант». Вернадский наставлял: «Не ищите себе в научной работе учителя. Учителем у вас должны быть законы природы». Так всегда говорили его великие предшественники, у которых он сам учился: Леонардо да Винчи, Парацельс... Близок ему был Гете, поэт и великий, неутомимый исследователь природы. Образ Фауста глубоко проник в душу российскому ученому, а строки Баратынского на смерть Гете как будто сказаны и о Вернадском: С природой одною он жизнью дышал, Через всю свою жизнь Вернадский пронес идею о единении людей, о братстве. У него тоже было свое братство, оно сложилось еще в университете. То были друзья и единомышленники: востоковед С. Ольденбург, педагог и просветитель Ф. Олюденбург, писатель и общественный деятель Шаховской; историки — А. Корнилов, И. Гревс; ботаник Краснов... Вернадский писал: «Принципами этого братства были: работай как можно больше; потребляй (на себя) как можно меньше; на чужие беды смотри как на свои». Вместе с друзьями по братству Вернадский помогал голодающим крестьянам и считал, что должен еще многое сделать для просвещения народа. Вместе они мечтали о высоком. Как о том скажет потом Д. Шаховской: с друзьями «все великое — не сон, и не пустяк — твои мечтания, лишь тогда идеалы не останутся фразой. Любое человеческое достижение основано... на духовной энергии, и она возникает лишь в единении с другими». 82 года — хороший итог. Когда осознаешь свой долг, тогда все можешь. Долг — это не тяжелое бремя. Долг — это чувство чести. Это ответственность и осознание того, что ты — звено в цепочке. С ранних лет и всю жизнь Вернадский изучал труды своих предшественников, историю. Читал Плавта и Фукидида, ученых арабского Востока, книги о средневековых университетах, о школах Римской империи и Византии. Интерес к прошлому человечества вовсе не обязателен для минералога и кристаллографа. Но у Вернадского был тайный путь духовного поиска, результат которого появился значительно позже. «Над мыслью не волен», — часто говорил ученый. Она сама его вела. Он всегда ощущал загадочную сопряженность, сопричастность его собственных научных и философских исканий с поисками философов и исследователей древних времен: «Когда работаешь над каким-нибудь научным вопросом, в уме мелькают облики лиц, раньше над этим думавших, чувствуешь, точно какая-то неведомая цепь сильно связывает тебя с философом-греком, средневековым монахом, арабским врачом или с одним из великих ученых последних трех столетий... Твоя мысль сливается с их мыслью, и все вместе являются общей непрерывной работой к неясному, но всем понятному идеалу, куда мы все неуклонно сильно стремимся». И он хорошо понял свою роль: «Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое создано, и что это и есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня, которую я должен проводить в жизнь — как пророк, чувствующий внутри себя голос, призывающий его к деятельности. Я чувствовал в себе демона Сократа». Он чувствовал в себе «демона Сократа» и любил Россию. Верил в нее. В новую, преображенную, способную на Возрождение. Он писал: «Для будущего нужны не политические решения, а идеальная глубинная духовная работа, и ее центр — Россия». И еще: «Если в стране есть достаточное количество ростков — она может выжить». Таким запомнил Вернадского в последний год его жизни А. Ферсман: «Несмотря на возраст (82 года)... спокойно и систематически медленно гулял он по парку... и новые мысли, и новые планы рождались в его светлой, прекрасной голове. Он говорил и думал о России, целыми днями, перескакивая мыслью, стремясь как бы скорее, до конца своей жизни, высказаться; рассказывал он о своих планах прошлого и будущего. Сверкающие мысли, но уже похожие на отдельные отрывочные зарницы прошлого среди вечерних туч: о славянских странах и Чехии, о русской науке и русском человеке, о бессмертии человека, о понятии вечности». 8 января 1945 года Владимир Иванович покинул этот мир. Любовь к человечеству — маленький идеал, когда живешь в космосе. Но он требует всех наших сил. Вернадский не жалел их для своего идеала. Он прошел в этой жизни свободно и гордо дорогой, которую указывал его бестрепетный дух. Потому что всегда стремился дальше, куда никто еще не проходил. Стремился за Горизонт. Обсудить статью в сообществе читателей журнала "Человек без границ" Подписаться на журнал "Человек без границ" Журнал "Человек без границ". При цитировании материалов ссылка обязательна. Mailto: admin@manwb.ru |
