Хрупкая сила святыни. Владимирская икона Божьей Матери

Ольга Наумова

В. Васнецов. Князь Андрей Боголюбский. 1885-1896

Она прошла через все испытания нашей истории. Видела основание нового русского государства — сначала Владимиро-Суздальского, потом Московского. Видела нашествие Тамерлана и других завоевателей. Видела пожары, войны и революции, смены правительств. А в начале XX века ее смогли увидеть и мы.

Субботнее утро 14 декабря выдалось морозным. Заканчивался бурный 1918 год. С утра в газетах появилось постановление СРКО «О проводимых ВЧК арестах ответственных служащих и специалистов». В Москве шел первый Всероссийский съезд анархистов-коммунистов. По распоряжению Моссовета во всех храмах деловито взвешивали и описывали серебряные ризы, оклады, кресты — для последующего изъятия. А в Успенском соборе Кремля в присутствии обширной комиссии бережно вынимали из драгоценного оклада общерусскую святыню — Владимирскую икону. Это работала Комиссия по раскрытию памятников древнерусской живописи под руководством Игоря Грабаря.

К реставраторам икона попала закованной в золотой сканный оклад — видны были только лики и руки. Впрочем, правильнее сказать не «видны», а «можно различить», настолько темным было изображение. Первый осмотр — и приговор: «Общее состояние иконы возбуждает чрезвычайные опасения за ее дальнейшую судьбу и заставляет принять немедленные меры к укреплению ее живописи, к удалению грязной олифы, разъедающего живопись лака и раздирающего левкас верхнего слоя позднейших записей». Даже сквозь сухой тон официальных строк пробивается тревога.

«Позднейшие записи» — это следы восьми веков жизни. И эти следы предстояло убрать. И впервые за много столетий увидеть подлинное изображение, созданное в XII веке неизвестным константинопольским мастером. Увидеть икону такой, какой однажды увидел ее наследник киевского великокняжеского престола Андрей, прозванный Боголюбским.

Владимирская икона, византийская по своему происхождению, представляет определенный иконографический тип. На подобных иконах Богоматерь держит на коленях младенца Иисуса, а тот прижимается щечкой к щеке матери, обнимает ее… И не нуждается в дополнительной расшифровке название этого типа икон — «Умиление». Но Владимирская икона получила еще одну жизнь. Не так много икон, с которых сделано столько списков, причем каждый — это отдельное художественное явление.

Владимирская икона оставила в Москве много следов. В том месте, где ее торжественно встречали, возник Сретенский монастырь и улица Сретенка.

Это произошло в соборном храме «девича монастыря» в Вышгороде — туда поместил ее великий князь Юрий Долгорукий, получив в дар из Константинополя. Что привлекло Андрея в ней, что отличило от других икон, коими богато был украшен великокняжеский храм? Предание ли о том, что писана самим евангелистом Лукой еще при жизни Богоматери? Рассказы ли о чудесах, совершаемых иконой, — мол, видели, как она поднималась в воздух, а потом занимала то место в алтаре, которое сама определила? Наверное, но все же только увидев ее, княжич почувствовал, что именно эта помощь и это благословение нужны ему для дела, которое он замыслил.

А дело было непростое: шутка ли сказать — тайком от отца, великого князя киевского, уйти в Ростовские земли, править там по собственному разумению. Очень уж тяжело было в Киеве посреди родственных распрей и кровавой борьбы вокруг престола. А там, в родных Залесских землях, никто не будет указывать, завидовать, подсиживать.

В ту же ночь со своими чадами и домочадцами, со своей свитой — и с чудотворной иконой наследник престола покинул Киев. Путь его лежал в Ростов Великий, столицу Залесских земель, но под городком Владимиром, у переправы через Клязьму, лошади вдруг стали. Запрягли новых, но и эти не пошли. Икону поставили на сани, но и сани не сдвинулись с места. Делать нечего — пришлось остановиться на ночлег. А ночью князю во сне-видении явилась сама Богоматерь и наказала образ ее никуда не везти, а возвести для него храм и оставить во Владимире.

Андрей, прозванный Боголюбским, ослушаться не мог. На месте памятной переправы через Клязьму поставили храм Рождества Богородицы и основали княжескую резиденцию-замок, а через десять лет неподалеку, у слияния Клязьмы и Нерли, возникла знаменитая церковь Покрова Богородицы. Венчал же всю плеяду владимирских богородичных храмов Успенский собор, вставший в центре Владимира на высоком берегу. Там и поместили икону, которая с тех пор стала Владимирской. Впрочем, так ее назвали потом, когда она, продолжив свое путешествие, покинула Владимир, но об этом позже…

Слой за слоем реставратор снимал потемневшую и загрязненную олифу, следы поздних подрисовок… Тяжела судьба старых икон: дым от свечей и кадил оставляет следы копоти, «омывание» ради освященной целебной воды смывает краску, выносы во время крестных ходов и других особых случаев делают древние образа беззащитными перед ветром, дождем и снегом… Когда образ совсем теряется, икону заменяют на новую, а в случае столь древних и важных икон их подрисовывают — уже как могут, ведь безымянным творцом Владимирской или Андреем Рублевым рождается не каждый.

27 января реставратор добрался до слоя, где обозначились следы какого-то пожара: левкас вздулся мелкими пузырьками. Был ли это первый пожар еще первоначального, одноглавого Успенского собора, поставленного Андреем Боголюбским? Или катастрофа Батыева нашествия? Икона молчала. А следы рукояти, некогда прикрепленной к доске иконы, рассказывали свою историю…

…В августе 1395 года от Рождества Христова страшно было на Москве: уже доподлинно стало известно, что некоторый царь, именем Темир-Аксак, уже одержавший многие победы и многие города разоривший, движется на Москву. А ведь только-только пережили и Мамаево нашествие, и Тохтамышево разорение, только-только отстроились, залечили раны, только начали жить… Где искать спасения?

Великий князь Василий Дмитриевич повелел послать во Владимир за чудотворной иконой. 26 августа она была торжественно принята в Москве. Навстречу вышли духовенство, князья, бояре, мужи и жены, юноши и девы, дети и младенцы, нищие и убогие — «все многа множства безсчислена народа людей». В тот же день безо всякой видимой причины Тамерлан оставил пределы России.

И это не первый и не последний раз, когда Владимирская спасала Россию. Благополучное избавление Москвы от татарских войск Ахмата, покинувших в 1480 году берега Угры, недаром прозванной «поясом Богоматери», уход в 1521 году войск Махмет-Гирея — все приписывается чудесному заступничеству иконы. В начале XVII века войска народного ополчения, освобождая Москву от поляков, борются за Московский Кремль и за Владимирскую икону как за величайшую народную драгоценность и за национальное знамя: «яко уне есть нам умрети, нежели предати на поругание пречистыя Богородицы образ Владимирския».

Кусочки растрескавшегося левкаса загнулись краями вверх; как не задеть его, а вылущить только поздние слои? Уж на что опытен реставратор Григорий Чириков, но и его виртуозное мастерство и исключительная выдержка едва могли справиться с такой задачей.

У него с иконой свои, личные отношения — еще его отец Осип Чириков вместе с Михаилом Дикаревым производил предыдущую реставрацию: московский градоначальник великий князь Сергей Александрович накануне коронации своего племянника Николая II повелел привести в порядок общерусскую святыню, а поскольку дело это тонкое, деликатное, сделали его скрытно. И вот сейчас Григорий Осипович среди других слоев и наслоений нашел и следы отцовской работы…

До революции 1917 года икона хранилась в Успенском соборе Московского Кремля, а затем — в Третьяковской галерее. В 2000 году было найдено компромиссное решение вечного спора музея и церкви: икона была передана церкви Николы в Толмачах, входящей в состав комплекса Государственной Третьяковской галереи.

В начале апреля 1919 года реставрация была закончена.

…Нет, конечно, не удалось раскрыть всю византийскую живопись начала XII века — слишком большой урон нанесло время, потери оказались невосполнимы. Но свершилось подлинное чудо: из кусочков красок, лака, олифы на доске, испещренной трещинами и царапинами, проступили подлинные лики Богоматери и ее Младенца. Люди начала «бунташного» XX века увидели образ, написанный давным-давно, в других землях и странах, но такой близкий и родной…

Хрупкая женщина с глубочайшей печалью в глазах держит на руках младенца. Тот нежно прижимается к ней, обнимает мать… Как еще можно выразить хрупкость, нежность, беззащитность?.. Как еще можно выразить силу — такую силу, которая уже девять веков помогает создавать и защищать целые государства, вершить историю? Такую силу, которая способна помочь каждому, каждому, кто к ней прибегнет.

Чтобы обрести эту помощь, нужно всего лишь посмотреть в ее глаза… Это глаза матери, которая безмерно любит своего ребенка. Это глаза Богородицы, которая любит все человечество. И в глазах этих — боль и сострадание всему человечеству. Что она может сделать для него? Что может отдать, чтобы хоть как-то помочь людям, утешить их, утолить печали этого мира? У нее ничего нет, у нее есть только ее дитя.

Об этом сложно говорить, но один взгляд на икону скажет и об этом, и о многом другом. Недаром, когда Владимирская стояла еще в Третьяковской галерее, зал икон был больше похож на храм. Люди входили туда молча, стояли в полной тишине, иногда даже не замечая других прекрасных икон рядом… Была только она, ее глаза, ее скорбь, ее любовь, ее сострадание, ее отчаяние, ее вечная жизнь и вечная жертва.

Это странное ощущение — ты смотришь на нее, но кажется, будто это она смотрит на тебя. Смотрит сквозь века. Нет, она ни о чем не спрашивает, не вопрошает, что мы сделали с тем шансом, который был дан нам, человечеству, благодаря жертве ее сына. Стали ли мы добрее, милосерднее, честнее, отважнее? Она не спрашивает. Спрашиваешь сам себя, когда смотришь в ее глаза.

Она прошла через все испытания русской истории. Перед ее ликом прошли великие и малые мира сего, возникали и рушились целые государства. А она смотрела на все это — как-то по-особому. И сам начинаешь как-то по-особому смотреть и на свою жизнь, и на историю: что во всем, что с нам происходит, может сопоставиться, сравниться с тем, что отражается в ее глазах? Немногое. Но зато ты начинаешь ценить немногие священные мгновения твоей жизни, немногие моменты жертвенности, любви. Такой любви, которая выше человеческих сил. Такой любви, которая рождает великую силу.

Подписаться на журнал "Человек без границ"