Сегодня я увидела, как история на мгновение остановилась

Делия Стейнберг Гусман

Сегодня я увидела, как История на мгновение остановилась...

Сегодня я увидела, как История на мгновение остановилась...

Это случилось, когда перестал отсчитывать время Биг-Бен — старые часы, олицетворяющие еще более древнюю традицию. Люди, которые понимают сердце часов, говорят, что Биг-Бен «устал», что его металл не выдерживает нагрузки.

Конечно, тысячи часов ежедневно ломаются и останавливаются навсегда. Но Биг-Бен — это не просто часы. Это прототип всех часов, символ времени, образ самой Истории.

Эти старые, усталые, но благородные часы, изношенные миллионами отсчитанных минут, заставили меня задуматься. Задуматься о том, как незаметно для нас на мгновение останавливается ход жизни на пороге великих перемен, перед новыми дверями истории, за которыми нас ждут новые времена.

Сердце, внутренние часы, — верный спутник жизни человека, и когда сердце останавливается, когда кончается чья-то жизнь, мы чувствуем внезапное горе, острую ностальгию по тому, что ушло, а если бы и вернулось, то никогда не было бы прежним. Исторические часы — это верный спутник циклов жизни человечества, и когда они останавливаются, нас охватывает чувство утраты. Это значит, что нечто ушло от нас; конечно, придет что-то новое, но ни время, ни мы уже не повторимся.

Считается, что философствование повергает людей в печаль; наверное, это так, но эта печаль — не что иное, как дань всему тому, что когда-то служило опорой жизни. Сегодня, когда все поют дифирамбы переменам, когда тотальное обновление с восторгом приветствуется во всех сферах жизни, когда воспоминания и тоска по прошлому считаются уделом стариков, — сегодня молодые философы стремятся вспоминать и воздавать должное тому, что относится к древности, — ведь благодаря этому у нас есть возможность обновляться день ото дня.

Может ли существовать лестница, состоящая лишь из одной ступени? Пренебрегаем ли мы первым шагом на пути, если цель находится в конце его? Неужели кому-нибудь стыдно от того, что он когда-то был ребенком? Разве ничтожно семя, дающее жизнь дереву? Я уверена, что именно так, а не как-то иначе, нам нужно относиться к нашей жизни, опыту, проблемам и достижениям: осознавая, что всякое событие есть преддверие грядущего. Возлюбив лишь перемены, мы утратили память. Превознося все новое, мы разрушили традицию. Мы вспоминаем о памяти и традиции лишь затем, чтобы хулить их. Что же будет, когда сегодняшние «новые» станут достоянием памяти и традиции? Каково им будет ощущать на себе юношеское презрение? Как сумеют сегодняшние «новые» смириться с тем, что они были никем и ничем? В человеке живет — хотя ее и трудно различить — беспредельная жажда вечности. Она проявляется во всем, что бы он ни делал: в детях, которые станут его продолжением, в домах, которые он строит, в книгах, которые он пишет, в словах, которые он произносит, в опыте, который он пытается передать. Эта жажда вечности не относится только к будущему; эта вечность ощущается именно потому, что устремлена из бесконечного прошлого в иное бесконечное — то, что впереди. Именно эти две бесконечности — начало и конец, развивающиеся во времени, мы и называем Историей в самом широком смысле этого слова.

И потому нам дорого все, что связано с Историей, все, что имеет глубокие корни и в то же время принадлежит будущему — но не как нечто абсолютно новое, а как нечто абсолютно истинное и верное во все времена.

Новое не может быть хорошим или плохим; в самом начале оно просто новое. Для того чтобы стать «хорошим», оно должно «состариться», закалиться в битвах времени, пройти через множество «тик-так» почтенных часов, подтвердив свои достоинства. Это новое должно служить всем: мужчинам и женщинам, детям и старикам; должно иметь свежесть воды и вкус вина, не бояться ни дня ни ночи, сиять вместе с Солнцем и Луной... Оно может перестать светить лишь на один миг, чтобы сделать вдох и следовать дальше — как остановившийся Биг-Бен, как другие часы, которые будут позже и которые останутся в нашей памяти настолько, насколько им удастся сопутствовать нам в течение многих лет, одинаково бесстрастно отсчитывая и хорошие, и плохие мгновения.

Для тех, кто верит, что молчание тоже звук, безмолвие часов, проживших долгую жизнь, более символично, чем размеренное тиканье тех, что сейчас идут. Молчание, отсутствие того, что было, указывает именно на то, что прежде это было. Были часы, было гармоничное звучание истории... которая сейчас на мгновение вздохнула, прежде чем начать отсчет другого времени — в металле или в памяти.


Оригинал статьи находится на сайте журнала "Новый Акрополь": www.newacropolis.ru

Подписаться на журнал "Человек без границ"