И снится чудный сон Татьяне...

Ольга Наумова

Святки... Самые короткие дни — и самые длинные ночи. Самые весёлые и шумные праздники — и самые волшебные гадания. Стоит только произнести: «ночь перед Рождеством», «крещенский вечер» — и даже у нас, забывших все или почти все традиции, что-то отзывается в душе, как будто открываются двери в неведомое. В старину верили, что в такие ночи на землю спускаются боги, которых можно спросить о самом важном. Из этих загадочных существ мы сегодня помним лишь Санта Клауса, Деда Мороза — старика с белой бородой, приносящего подарки. А вопросы о важном приняли вид гаданий.

Пусть мы забыли многое, однако не всё. Ещё и сегодня школьницы в рождественскую ночь кладут под подушку записочки с именами знакомых мальчиков. А в позапрошлом веке не только крестьянские девушки, но и барышни-дворянки с замиранием сердца ждали Святок, чтобы узнать свою судьбу. И совсем не обязательно искать в библиотеках описания святочных обрядов и гаданий. Давайте возьмём с полки томик Пушкина, поудобнее устроимся в кресле, зажжём свечу, откроем пятую главу «Евгения Онегина» — ту самую, где «зимы ждала, ждала природа»...

Помните, Татьяна, всем сердцем полюбившая Онегина, пишет ему бесхитростное письмо с объяснением в любви и получает отповедь, может быть и справедливую, но горькую. Однако любить и надеяться она не перестаёт...

Пришла зима, выпал снег...

Святки — период с Рождества (25 декабря по ст.ст.) по Крещение-Богоявление (6 января). «Никогда русская жизнь не является в таком раздолье, как на Святках: в эти дни все русские веселятся», — писал один из исследователей народных обычаев. Стар и млад, девушки и парни, крестьяне и помещики — все участвовали и в ряжении, и в застольях. Вечерами собирались по домам, вспоминали старину, пели, гадали.

Это подблюдное гадание. Пушкин не описал его подробно, поскольку в то время его знали прекрасно. После всех увеселений хозяева дома и многочисленные гости садились вокруг стола, покрывали его особой скатертью. На стол ставили блюдо с водой, а почетная сваха накрывала его платом. В блюдо она опускала маленькие кусочки хлеба, соль и три уголька, а гости клали свои кольца, перстни, серьги. После этого под песни (которые так и назывались — «подблюдные») их вынимали из воды, а хозяин вещи определял по песне свое будущее. Гадали отнюдь не только о замужестве. Песни могли предвещать и бедность, и богатство, и радость, и несчастье, и болезни, и сватовство, и исполнение желаний, и дорогу и многое другое.

Песни, которые приводит Пушкин, не выдуманы им, они реальные, народные и известны по многим записям:

Эта песня предвещала замужество, поэтому её всегда с таким нетерпением ожидали услышать девушки. Татьяне же выпала другая песня, на первый взгляд вполне благополучная:

Удивительно, но столь оптимистичная песня означала в гаданиях смерть. Что сулит она Татьяне? Смерть на пороге её дома — гибель Ленского, жениха сестры, скорый отъезд Онегина, крушение надежд, да и в каком-то смысле её собственную смерть: прежней робкой наивной девочкой Татьяна уже не будет. В конце романа мы увидим её совсем другой — гордой, строгой, неприступной, свято оберегающей в душе свою тайну: любовь.

Но всё это в будущем, а пока Татьяна надеется... И гадает.

Наступило время для следующего, более важного этапа святочных гаданий. Только те из девушек, кто во что бы то ни стало хотели знать свою будущность, решались пытать судьбу при помощи зеркала — наверное, самого магического предмета во всех традициях, помогающего увидеть скрытое. «Наведение зеркал» требовало полной тишины и покоя, а потому происходило всегда ночью. Обычно в тёмной комнате на столе ставили одно против другого два зеркала, между ними — две зажжённые свечи. Гадавшая должна была пристально, напряжённо всматриваться в конец получившегося коридора отражений. Кто-то так и не мог сосредоточиться, кто-то не выдерживал нервного и физического напряжения, кому-то являлся во сне возлюбленный, а кому-то — некое таинственное видение...Татьяна, наводившая зеркало на луну, не увидела в нём ничего. Её судьба хранила свои секреты.

Девичьих гаданий было великое множество. «Подслушивали» под окнами чужих домов или у церковных дверей и по характеру услышанного делали заключение о будущем: весёлый разговор — приятная жизнь, бранчливая речь — неласковый муж и так далее. Гадали башмаком — это уже у Жуковского: «за ворота башмачок, сняв с ноги, бросали». Куда ляжет он носком, в ту сторону и будет отдана замуж его хозяйка. Гадали на поленьях — вынимали их наугад из поленницы и осматривали: гладкое предвещало хорошего красивого жениха; полено с шероховатой корой — некрасивого; в толстой, но хорошей коре — богатого; с сучками — большую семью... Слушали в полночь на перекрёстке, очертив вокруг себя магический круг: почудится звон колокольчиков, смех или весёлое пение — быть замужем, плач или унылое пение — к смерти.

А ещё выходили ночью за калитку и спрашивали у первого прохожего: «Как ваше имя?» Девушки верили, что суженый будет похож на него именем и лицом.

Блестящая ирония и здесь не изменила Пушкину: возвышенно-романтический тон повествования вдруг перебивается неожиданно простонародным именем «суженого». Над чем же иронизирует поэт — над наивностью Татьяны, пытающейся таким незатейливым способом найти подтверждение своим мечтам? Или над простодушием читателя, ожидающего уже бог знает какого романтического пафоса? А может быть, над тем, что мы, как и Татьяна, пытаемся в окружающем найти те загадочные знаки и силы, которые таятся в нас самих, только пропадают втуне — за невостребованностью. «В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне» (это уже Блок). Татьяна сберегла сокровище своей души — это мы понимаем уже в самом конце романа. Ну а пока она ещё с трепетом вслушивается в ответ прохожего...

Баня — единственное помещение, где не было образов — икон. Именно поэтому все самые «страшные», а значит, «верные» гадания происходили там. Руководила девушками опытная старуха. Возможно, это отголоски древних обрядов, которые когда-то проводили старейшины рода. (Заметим, что в Святки языческое как никогда тесно переплетается с христианским: младенец Иисус, волхвы, Вифлееемская звезда, а рядом — «пришла Коляда накануне Рождества», Огненный змей, летающий за красными девицами... Да и само гадание — «волхвование» — напоминание о неких действах языческих жрецов-волхвов.)

Итак, Татьяна приготовила два прибора, хлеб, соль, ложки; не положила по обычаю только вилок и ножей. Около полуночи она собиралась сесть за стол и позвать: «Суженый, ряженый, приходи ко мне ужинать». И он должен был явиться, да ещё в том самом наряде, в котором будет на свадьбе... Множество страшных историй ходило о подобных гаданиях, не всегда они кончались благополучно. Неудивительно, что Татьяна всё же заробела.

Даже такая маленькая на первый взгляд деталь, отмеченная Пушкиным, как снятие пояса, оказывается очень значимой: пояс во многих культурах — символ охранительного круга (вспомните гоголевского «Вия»). Поэтому, совершая «гадание на сон», одно из самых страшных, Татьяна остаётся беззащитной перед «нечистой силой», у которой, собственно, и пытались узнать будущее. Но она готова пойти на многое ради того, чтобы заглянуть за грань.

И снится чудный сон Татьяне...

Очень о многом успевает сказать поэт в этих нескольких строфах, описывая сон своей героини.

Сон связывает в единое целое весь роман, предвосхищая драматические события шестой главы, да и всю последующую судьбу героев. Сон пронизан сказочно-фольклорными мотивами, песенно-обрядовыми образами: заснеженный лес, хрупкий мосток через пропасть, медведь, «суженый», сидящий за столом в окружении чудовищ...

И не нужны никакие другие доказательства того, что Татьяна — «русская душою», что Пушкин — «самый русский поэт», а «Евгений Онегин» — «энциклопедия русской жизни».

Конечно, поэт блестяще знает русские традиции, но дело даже не в этом. Просто нужно быть по-настоящему, гениально «русским», чтобы несколькими мазками выразить волшебство святочных ночей и трепетную русскую душу, которая любит, надеется и верит несмотря ни на что...

Подписаться на журнал «Человек без границ»