"Бесы"

Илья Барабаш

Если бы мне вдруг пришло на ум изучить историю России, особенно её последних два века, и найти истоки происходящего с нами сегодня, я бы обратился не столько к учебникам с их описанием политических, экономических и прочих потрясений, приключившихся с нами, сколько к русским писателям, художникам, философам. И, среди прочих, особенно к Достоевскому. Конечно, взгляд человека искусства в большой степени субъективен, это да. Куда ему против списка фактов, объективных законов и научного дискурса профессионального историка? Но ведь факты ещё не история, это лишь следствия, за которыми стоят идеи, вопросы, метания, поиски, наши страхи и мечты — вещи весьма субъективные, — и именно они определяют наше будущее. Великий писатель не описывает факты, он живет историей. И поэтому вполне может быть, что «Бесы» Достоевского дадут для понимания того, что происходило, да и сейчас происходит в России, со всеми нами, больше, чем любой учебник.

«Бесы» — один из последних и едва ли не самый значительный роман Федора Михайловича. Позади очень многое: Петрашевцы, «казнь», каторга, мучительные размышления о добре и зле, о человеке и Боге. Осмысляясь, все это преображалось во внутренний опыт, зрелость, глубину, преображалось в самого Достоевского, чтобы затем стать романом.

Автор, от лица которого идет рассказ, называет свое повествование хроникой. События происходят в небольшом губернском городе, где все на виду, — в таком малом масштабе легче проследить не только общую канву событий, но и вникнуть глубже во внутренний мир каждого героя. Роман не имеет завязки, она вынесена за его пределы, и это заставляет читателя так же выйти за границы текста, размышлять самостоятельно не только о книге, но и о себе и своем времени.

Удивительно — огромный многостраничный том иллюстрирует одну небольшую цитату из Евангелия от Луки, взятую в качестве эпиграфа. Помните, про изгнание бесов из одержимого на берегу озера? Гибнут те, в кого вошли «бесы», гибнут физически, гибнут морально. В финале как будто оплачиваются все счета, каждый получает заслуженное. Все, кроме одного (тут,по-моему, гениальное прозрение писателя), собственно главного героя — Петруши Верховенского, который просто исчезает за рамками романа, а значит, его счет ещё не закрыт, история продолжается, и дело его живет. Разве не актуально сегодня звучит из его уст: «Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш… Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши, наши… Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!»

Не для маленькой статьи разбирать все богатство смысла и идей, вложенных автором в каждого персонажа. Но в целом — о чем этот роман? Может, о том, что любая революция происходит прежде в душе человека, а потом уж в политическом устройстве. О столкновении двух миров. В одном живут Степан Трофимович, Варвара Петровна, Кармазинов… В другом Петруша Верховенский, Николай Ставрогин, да и так, прочие людишки, как называет их автор. Есть и те, кто как будто колеблется между ними, например Шатов (даже фамилия неслучайная). Два мира, две идеи, а где граница? В отношении к понятию честь? Такому старомодному и непрактичному. В ответе на вопрос, что лучше: Шекспир или сапоги? На одной чаше весов возвышенные, но, увы, уже совершенно бесполезные речи Верховенского старшего: «…без науки можно, без хлеба можно, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете!», на другой — «Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза. Шекспир побивается каменьями» и «необходимо лишь необходимое» из разговора Верховенского младшего со Ставрогиным. Два мира — один прежний и, к сожалению, уже бессильный, живущий лишь в словах, неспособных ничего изменить. Другой — молодой и сильный, стремящийся к переменам, к прогрессу и в итоге ведущий в тупик. Здесь «новое», «прогрессивное» — вовсе не однозначно лучшее и благое. В этом проблема.

Сцена из спектакля «Бесы» Малого драматического театра в Санкт-Петербурге

Но не нужно думать, что Достоевский просто клеймит (впрочем, вполне заслуженно) то, что в романе называют «прогрессивным». Может быть, один из главных уроков романа в том, что «новый» мир — это всегда результат усилий и действий или бессилия и бездействия «старых» людей. Ничего не происходит само собой. Если мы сегодня не создаем сознательно наше настоящее, не сеем и не выхаживаем старательно будущее, то кого обвинять в том, что в нем вдруг явятся «бесы»? Связь между поколениями рвется не по вине детей. Возможно, среди прочего Достоевский хотел показать и то, что младшие Верховенский и Ставрогин — закономерное продолжение своих родителей, как бы далеки от них ни были они на первый взгляд.

Да, страшно, когда идеей становится «…каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны». Но не менее страшно, когда действительно прекрасные идеи и ценности превращаются в бесплодные фантазии, теряясь во множестве слов. Когда за словами о возвышенном прячутся лишь раздутые амбиции. Или когда вообще нет идей, потому что в этой пустоте родятся чудовища, способные развратить и поглотить всего человека.

Да, страшна «насмешливая жизнь» Ставрогина, но разве можно серьезно относиться к тому, в чем не видишь никакого глубокого смысла и цели, настоящей ценности? И не столь же ли страшно жить, просто вписываясь в однажды заведенный уклад, отдавая все силы и все время тому, что «принято в обществе», подобно его маменьке Варваре Петровне?

Герои романа иногда напоминают детей, оставленных без присмотра, без отца. Забывших о ком-тоглавном, да, кстати, и о том, кто и зачем они сами. Может быть, в этом причина происходящего? Поэтому закончить хочется словами одного безымянного персонажа романа: «Если Бога нет, то какой же я после того капитан?» Лучше не скажешь.

Подписаться на журнал «Человек без границ»